— И о чем же, по-твоему, они думали?
— Думаю, они думали, что я им мешаю.
— А сейчас тоже так думают?
— Наверно. Только… — Она почувствовала, что надо заступиться за родителей. — У них действительно есть другие заботы. Мой папа и его вторая жена все время ссорятся, новый муж моей мамы — он… много пьет, так что им с этим надо разбираться. А я что? У меня все хорошо, что обо мне беспокоиться? Извините, что так получилось во время матча, но мне кажется, она все преувеличила, честно. Я ее не так уж и сильно толкнула.
— Неважно, как ты ее толкнула, но этим ты старалась привлечь к себе внимание, так?
— Вовсе нет. — Джорджи вся взмокла от этих вопросов. — Я просто хотела, чтобы наша команда выиграла.
— У тебя отличные отметки, ты прекрасно учишься, но у тебя ведь не очень много подруг?
— У меня есть Джессика, — сказала Джорджи. — Мы с ней дружим, она моя сестра. И еще Марта. И… и еще я стараюсь хорошо учиться. Я думаю, в школе надо учиться — а что?
— Потому что твои родители бывают довольны, только когда ты приносишь хорошие оценки? А может быть, ты обращаешь так много внимания на учебу потому, что твои родители не обращают внимания на тебя?
— Не знаю, зачем им обращать на меня внимание. Я же не беспомощная. Зачем осложнять им жизнь, она у них и без меня тяжелая. Вы что, этого добиваетесь?
— Ничего я не добиваюсь, Джорджина. Мне бы только хотелось, чтобы ты еще как-нибудь зашла ко мне поговорить. Зайдешь?
— Нет! — Джорджи поймала себя на том, что кричит, и заговорила тише: — Нет, спасибо. Я больше никого не собираюсь толкать, я обещала миссис Франклин, что не буду, — значит, не буду. Не можете же вы меня заставить?
— Нет, не могу. — Она покачала головой. — Снова у нее сделалось грустное лицо. Джорджи отвернулась и встала.
— У меня все хорошо, — сказала она. — Правда. Все хорошо. За меня не беспокойтесь.
— Но кто-то же должен беспокоиться, Джорджина. За тебя.
Джорджи вышла из кабинета, и после этого разговора на душе у нее остался какой-то осадок — то ли страх, то ли злость. Ей не хотелось ворошить прошлое, говорить о родителях, ей нужно было одно: получать отличные отметки и попасть в университет, чтобы никто не догадался о ее полной несостоятельности. Воспитательница была единственным посторонним человеком, который мог ее разоблачить — и тогда все увидят, что она обманщица. Задавая свои вопросы, она нажимала какие-то тайные кнопки в сознании Джорджи, отчего становилось не по себе и хотелось плакать от стыда.
В то утро она испытала такое же чувство, но на этот раз на кнопки нажимал Морган Блейн. Ситуация в какой-то степени была похожей — тогда, в пылу соревнования, она ударила девочку в бок, теперь, в безумной гонке забыв про голос разума, залезла в эту глухомань. Не удивительно, что после этого ее опять отчитали по всем статьям. И все равно ей почему-то хотелось выйти вслед за ним на свежий воздух, хотелось еще раз ощутить на себе этот странный взгляд, который поразил ее в самое сердце да так в нем и остался. Он не просил ее рассказать о прошлом или проанализировать тот или иной поступок. Он просто сказал, что ей нужно поднять настроение.
Интересно, как санки могут поднять настроение? Что, если Морган и Элайза — мастера санного спорта и она не сможет их догнать? И она опять окажется в дураках?
Я уже выставила себя такой дурой, что и представить трудно. Так что будь что будет — мне нечего терять.
Поговорив с Сэди по телефону, Джорджи вышла из теплой протопленной гостиной на мороз.
За домом слышались возбужденные голоса: это вопили во все горло Морган с Элайзой. Она осторожно спустилась с крыльца и пошла на крик, огибая дом, чувствуя, как мерзнут ноги в промокших туфлях. За домом была горка. Не очень крутая, зато достаточно высокая, чтобы можно было съехать на санях — старинных деревянных санях. Как из «Снежной королевы», подумала она. Морган съезжал, лежа на животе. Он еще не доехал до конца спуска, а за ним, тоже лицом вниз, с визгом мчалась Элайза. Морган доехал до конца горки, Элайза врезалась в него, и оба кубарем покатились в снег. Они были похожи на подросших телепузиков. На нем была неоново-желтая куртка, на ней — такая же голубая.
Идиллическая картина, как с рождественской открытки, подумала Джорджи. Сверху сосны, снизу снег, а между ними — взрослые люди резвятся, как малые дети. Словно нет у них ни забот, ни хлопот. Если бы это было кино, в этот момент, по идее, должен появиться человек с ружьем и нацелиться прямо в лоб Моргану. Но поскольку ни ружья, ничего другого на сцене не появилось, хоть я выйду, подумала Джорджи.
— Привет! — крикнула Джорджи. — Третьего примете?
— Ага! Конечно! — Элайза вскочила, отряхнулась и подошла навстречу Джорджи. — Пошли, подыщем вам другую одежду.
Как я хочу, чтобы Морган подыскал мне одежду. Хочу снова остаться с ним наедине. Еще раз ощутить этот пугающий взгляд. Колдовской.
— Вы передумали ехать? Почему? — спросила Элайза, поравнявшись с Джорджи.
— Сама не знаю. Здесь так красиво. Такие сосны. Я слышала, как вы смеетесь.
— Ну и хорошо, что остались.
Элайза похлопала ее по плечу. Джорджи поморщилась.
— Посмотрим… — Они вошли в дом, и Элайза стала снимать с вешалок в передней разные куртки. — Вот, эта подойдет. — Она протянула ей великанскую джинсовую куртку. — А я пока сбегаю наверх и поищу у тети какие-нибудь джинсы и ботинки.
— Вы говорите о его матери? А где она сейчас?
— На Дальнем Востоке. Она писательница. Пишет о путешествиях. Дядя Тед, отец Моргана, умер, когда Моргану было пять лет, и мать растила его одна. Сын подрос, и теперь она катается где хочет.
Элайза поднялась наверх и через несколько минут спустилась с ворохом одежды. Джорджи зашла в ванную комнату, которая была сразу за гостиной, и переоделась. Теперь она полностью экипирована — хоть поезжай в Лапландию на женский съезд «Вьюговей». На ней были джинсы, куртка, варежки, свитер и высокие ботинки, а также теплое нижнее белье и толстые шерстяные носки.
Элайза ждала ее в прихожей.
— Отлично. Пошли! — сказала она и взяла Джорджи за локоть. — Осторожно, он будет бросаться снежками. Морган бьет метко.
Оказалось, и правда: Морган неслабо бросал снежки. Первый попал Элайзе в плечо, второй ударил Джорджи по ноге.
— Ну теперь держись! — закричала Элайза и, пока Джорджи отчищала брючину, быстро слепила снежок и бросила в брата.
Просто не верится, что я здесь, с этими чудиками, думала она, но внутренний голос подсказал ей, что в данный момент лучше спрятаться за дерево. Писателя Моргана Блейна для нее больше не существовало. Здесь был лишь Морган Блейн — меткий стрелок. Она ему отомстит, и месть ее будет страшна. Он у нее поплачет. Она окинула взором поле боя и из всех возможных стратегических вариантов выбрала внезапную атаку. Она подкрадется сзади, пока его внимание занято перестрелкой с Элайзой, и нападет.
