Лютц продвинул лампу на несколько дюймов вперед, и огонек исчез совсем. И в этот момент он почувствовал, что находится здесь не один.
Нечто такое же темное и холодное, как само это помещение, в котором он оказался, проснулось и теперь пристально следило за ним, как голодный хищник за жертвой. Лютца начало трясти. Ужас сковал все его существо. Он инстинктивно отпрянул назад, пытаясь убрать голову и плечи из люка, но было уже слишком поздно. Будто челюсти гигантского каменного зверя сомкнулись на нем, и в этой темноте не было ему больше пути ни туда, ни обратно. Его медленно поглощал жуткий холод и мрак, и от этого Ганс почувствовал, что сходит с ума. Он открыл рот, чтобы крикнуть Отто скорее вытаскивать его. И в тот же миг ледяная волна накрыла Лютца, вошла в его легкие и превратила голос в дикий нечеловеческий вой.
Ремень в руках у Грюнштадта странно задергался, когда Лютц начал отчаянно лягаться, пытаясь выбраться из каменного мешка. Потом откуда-то издалека раздался крик, похожий на человеческий, но он был полон такого страха и отчаяния, что Грюнштадт не смог и заподозрить, будто слышит голос своего товарища. Внезапно звук оборвался. И одновременно Лютц перестал дергаться.
- Ганс!
Тишина.
Почуяв неладное, Грюнштадт начал тащить ремень, и вскоре из темноты показались ноги Лютца. Тогда он схватил его за сапоги и выволок в коридор. А секунду спустя жуткий вопль вырвался из его груди, разнесся по коридору и вскоре достиг такой силы, что стены подвала зловеще загудели в ответ.
Грюнштадт замер, перепуганный собственным криком. В это время стена задрожала, и на ней появилось множество мелких трещин. Широкий извилистый разлом пролег рядом с тем местом, откуда они вытащили злополучный каменный блок. Лампочки в коридоре замигали и стали гаснуть одна за другой. И наконец стена рухнула, осыпав Грюнштадта градом осколков и одновременно выпуская наружу что-то чудовищно черное и холодное. Этот сгусток ледяного мрака в один миг пронесся мимо остолбеневшего Грюнштадта…
И начался ужас.
Глава третья
Тавира, Португалия.
Среда, 23 апреля.
Время: 02.35 по Гринвичу
Рыжеволосый мужчина проснулся от внезапного внутреннего толчка. Сон моментально слетел с него, как спадает сброшенная с плеч одежда, и поначалу он даже не мог понять, что случилось. У него был тяжелый день в бурном море, еще один изнурительный поединок с нагруженными сетями, и он надеялся спокойно проспать до рассвета. Однако уже вскоре после полуночи проснулся. Почему?..
И тут он все понял.
Сморщившись от досады, мужчина стукнул в сердцах по прохладному песку возле низкой деревянной кровати. Но в его движении был одновременно и гнев, и какая-то поразительная смиренность. Просто он уже начал надеяться, что этот момент никогда не наступит, каждый день повторяя себе, что больше такого не случится. Но это, увы, произошло, и он с горечью осознал, что такой ход событий был попросту неизбежен.
Мужчина встал с кровати и в одних трусах прошелся по комнате. У него были правильные черты лица, но оливковый цвет смуглой кожи никак не вязался с огненно-рыжими волосами. Мужчина был широкоплечий, с узкой талией, и имел на теле множество шрамов. Двигаясь по комнате с кошачьей грацией, он быстро собирал свои вещи. Его нехитрая рыбацкая одежда была развешана на крюках, вбитых в стены крошечной темной каморки. Кое-что он достал из стола, затем сложил все нужное на кровать, завернул в покрывало и перевязал крест-накрест веревкой, мысленно прокладывая маршрут до Румынии.
После этого надел куртку, широкие брюки, перекинул узелок через плечо, взял стоявшую у двери лопату и вышел на улицу. Ночь была прохладная и безлунная, влажный воздух наполняли запахи моря. За дюнами шипел и рычал Атлантический океан. Рыжеволосый миновал невысокий кустарник и, выбравшись к началу широкого песчаного мыса, начал копать. На глубине четырех футов лопата уперлась во что-то твердое. Мужчина нагнулся и дальше принялся работать уже руками. Несколько быстрых умелых движений - и из земли показался длинный узкий футляр, завернутый в толстую клетчатую клеенку. Он был в пять футов длиной, десять дюймов шириной и не более дюйма в высоту. Рыжеволосый задумался. Плечи его опустились, когда он взял футляр в руки. Он уже так надеялся, что ему никогда больше не придется его открывать… Отложив футляр в сторону, мужчина стал копать дальше и вскоре извлек из песка кожаный пояс с монетами, тоже завернутый в клеенку.
Пояс он обмотал вокруг талии под рубашкой, а футляр взял под мышку. Потом быстрым шагом направился к дюнам, где Санчез держал свою лодку, каждый раз вытаскивая ее высоко на песок и на всякий случай привязывая к столбу, чтобы не унесло в море неожиданно высоким приливом. Он был очень осторожным, этот Санчез. И хорошим хозяином. Рыжеволосому нравилось у него работать.
Забравшись в лодку, он достал со дна сети и бросил их на песок. Затем туда же выложил деревянную коробку с инструментами и снастями, предварительно достав из нее гвозди и молоток. Потом, подойдя к столбу Санчеза, вынул из пояса четыре золотых монеты по сто австрийских шиллингов. В поясе было много и других монет самых разных стран и эпох: русские червонцы, иорданские динары, чешские десятки, американские "двойные орлы" по двадцать долларов и даже древние флорины и драхмы. Сейчас, во время войны, ему приходилось зависеть от золота, чтобы совершить путешествие по Средиземному морю.
Одним точным движением руки рыжеволосый пронзил монеты гвоздем и прибил их к столбу. На них Санчез купит себе новую лодку. Получше этой.
Затем отвязал лодку, стащил ее на воду, прыгнул внутри и взялся за весла. Отплыв немного, он поднял единственный потрепанный парус и повернул нос на восток, в сторону Гибралтара. Потом оглянулся и окинул прощальным взглядом маленькую рыбацкую деревушку, освещенную одними лишь звездами. Этот мирный уголок на самом юге Португалии в последние годы стал его домом. Нелегко было ужиться с рыбаками. Они не сразу начали доверять ему и, наверное, так и не приняли его до конца. Но даже если он и не стал среди них своим, то, по крайней мере, они убедились в том, что он отличный работник. А это они уважали. Работа сделала из него крепкого мускулистого мужчину, что было очень полезно после стольких лет тихой уединенной жизни. У него даже появились здесь новые друзья, но не настолько близкие, чтобы жаль было с ними расставаться.
Работа у него была трудная, но он согласился бы работать и вдвое больше, лишь бы остаться здесь, а не ехать на встречу со своей судьбой. Думая о предстоящей встрече, он то сжимал, то разжимал кулаки. Но никто другой не мог поехать вместо него. Только он.
Он не мог ждать. Ему надо было попасть в Румынию как можно скорее. Он готов был отдать все свое золото, лишь бы быстрее преодолеть все две тысячи триста миль Средиземного моря.
В воспаленном мозгу металась единственная мысль: что если он не успеет? Вдруг уже будет слишком поздно?.. И мысль эта была настолько ужасной, что он пытался хоть на время прогнать ее прочь.
