— Да, Филатов мне говорил об этом. Он…
— А что Филатов! Да он ничего и не знает! Вот Дим Димыч докладывает кое-что ему, а так… В общем, теперь нам вместе будет легче. А Сергей Александрович разрешил обращаться прямо к нему?
— Да. Сказал, чтобы я докладывал все непосредственно ему. Даже телефон прямой дал. И домой… и на дачу тоже. А Дим Димыч, это кто? Румянцев?
— Он самый. Дмитрий Дмитриевич Румянцев. Его все так зовут здесь — «Дим Димыч». За глаза, конечно. А ты к нему пойдешь? Доложиться-то надо!
— Конечно, Нетр Васильевич. Сейчас прямо и пойду. Мы договорились с ним по телефону, что после разговора с Сергеем Александровичем… Надо же познакомиться с начальником!
— Давай, иди! Может, позвонить, узнать, на месте ли он?
— Не надо, Нетр Васильевич, я сам.
— Да, кстати, Андрей Нетрович, а ты стихи любишь? — без всякой связи спросил Романенко.
— Что? Стихи?
— Ну да! Стихи любишь читать? Есенина, Пушкина, Лермонтова, может быть?
— М… мм… Люблю, — неуверенно ответил Орлов. — А что?
— Ну, ладно! Потом! Давай! Ни пуха! — Нетр Васильевич вдруг вплотную приблизился к Орлову и полушепотом проговорил: — Дим Димыч очень влиятельный человек! К нам… — он пристально посмотрел на Андрея, — ну… к органам он относится хорошо. Но сам себе на уме. Кого не взлюбит… Но я думаю, ты, Андрей Нетрович, должен ему понравиться!
Орлов улыбнулся показавшемуся ему очень странным напутствию Нетра Васильевича и вышел из кабинета.
13 марта 1993 года, суббота, день
Москва. Старая площадь. Администрация Президента.
6-й подъезд, седьмой этаж, кабинет 735
— Румянцев, — рукопожатие высокого черноволосого мужчины было крепким и уверенным.
Несмотря на то что Орлов уже много слышал о начальнике Управления кадров Администрации Президента, под руководством которого ему теперь предстояло работать, первое впечатление о нем оказалось неожиданным. Он был готов увидеть высокого чиновника, преисполненного чувства собственной значимости, крутого и грозного человека, одним росчерком пера которого решалась судьба любого сотрудника администрации. Его воображение рисовало образ типичного представителя советской номенклатуры, вовремя успевшего впрыгнуть в «демократический поезд» и теперь распоряжающегося судьбами людей но своему разумению и произволу. Во всяком случае, все, что Орлов слышал о Румянцеве, создавало в его воображении именно такой портрет начальника Управления кадров.
ВОСПОМИНАНИЯ: «Дмитрий Дмитриевич — незаурядный человек. Умный, целеустремленный, принципиальный, способный самостоятельно решать сложные задачи, но властный. Аргументированно отстаивал свою точку зрения. Бывал довольно резок с подчиненными. Основательно погрузился в кадровую работу, улавливал новые идеи, видел перспективу. Имел исключительный авторитет в Администрации Президента. Большинство начальников управлений советовались с пим но любым, не только кадровым вопросам…» (Из воспоминаний Е.И. Владимирова, в 1992–1993 годах — специалиста-эксперта Управления кадров Администрации Президента).
ВОСПОМИНАНИЯ: «Румянцев встретил меня настороженно. Правда, сразу стал обращаться на „ты“. Сначала мне он показался похожим чем-то на американского президента Билла Клинтона. Но потом в ходе разговора, когда он стал употреблять разные острые словечки, этот образ быстро улетучился. Своей открытостью и деловым подходом Дмитрий Дмитриевич произвел на меня очень хорошее впечатление» (Из воспоминаний П.В. Романенко, в 1992–1994 годах — начальника отдела Управления кадров Администрации Президента).
С первых же минут разговора Андрей почувствовал, что перед ним, безусловно, сильная и незаурядная личность. Высокий, широкоплечий, с пышной шевелюрой густых черных волос, Дмитрий Дмитриевич производил впечатление уверенного в себе и в своих силах человека. Несколько грубоватые черты лица нисколько не портили его внешности, придавая ей мужественный оттенок, который обычно так нравится женщинам и вызывает уважение у мужчин. Движения его были непринужденными, но достаточно энергичными, речь неторопливая и образная, перемежающаяся время от времени всякими разными грубоватыми словечками, что не делало ее вульгарной, а придавало ей даже некоторую доверительность.
— Мне звонил Сергей Александрович. То, что вы приходите сюда — очень хорошо. А то мы с Нетром одни тут колупаемся. Как договорились с Филатовым? Когда выходите?
— Завтра.
— Отлично. Кабинет вам, мне доложили, подготовлен. Так что за работу! Все вопросы решайте с Нетром Васильевичем. Если что-то серьезное, то — ко мне.
Заметив, что при этих словах Орлов как-то странно посмотрел на него, Дмитрий Дмитриевич спросил:
— Что-то не так?
— Нет, все так. Но… — Орлов немного замялся, — но Сергей Александрович сказал, что… но некоторым вопросам я буду замыкаться на него…
— Э-э, Андрей Нетрович, это — ваши дела! Что касается режима, вы — первый зам. начальника отдела — работаете вместе с Нетром Васильевичем и со мной. Докладывайте основные проблемы мне лично! А что касается отдельных поручений Филатова, то это, пожалуйста, — с ним. Котлеты и мухи отдельно. Договорились?
В голосе Румянцева Орлов уловил еле заметные нотки раздражения.
«К чекистам относится хорошо, но все равно ведет себя настороженно, — отметил про себя Орлов. — Такие люди, как он, не любят, чтобы что-то решалось, минуя их».
— Все понял, Дмитрий Дмитриевич. — Орлов пожал протянутую Румянцевым руку и но привычке спросил: — Разрешите идти?
Проговорив это, Андрей немного смутился. Здесь, в шикарном кабинете начальника Управления кадров Администрации Президента, сугубо штатского человека, слова, принятые в армейской среде, прозвучали явно неуместно.
Идя но длинному коридору, устланному красной ковровой дорожкой, Орлов невольно прокручивал в памяти все, что ему было известно о Румянцеве.
«Пятьдесят два года. Окончил институт. Защитил кандидатскую. Работал на производстве, был директором крупного КБ. В восьмидесятые годы — в Бюро по машиностроению у Силаева
[34]
, а когда тот стал председателем Правительства перешел к нему в Совмин начальником отдела кадров. Очень влиятельный. Многие считают, что от Румянцева зависит любое назначение, причем не только чиновников Администрации Президента, но и министров, руководителей всяких ведомств. С Филатовым у него отношения непростые, но Румянцев никогда не говорит об этом даже в узком кругу. Достаточно осторожный и предусмотрительный. Волевой и жесткий, иногда высокомерный. Многие боятся его. Говорят, что он может быть очень резким, даже обложить матом. После того как Филатов поручил ему контролировать режим, постоянно требует наведения порядка в работе с документами, проведения мер по предотвращению утечки служебной информации. К чекистам относится, в отличие от многих руководителей „демократической волны“, лояльно. Никакой компрометирующей информации о нем у ребят из Управления по борьбе с контрабандой и коррупцией нет. Вот, пожалуй, и все, что мне известно о Румянцеве», — пронеслось в голове Орлова, пока он шел в другой конец коридора, где находился его новый рабочий кабинет.
