— Ладно, Андрей Нетрович, что-нибудь придумаем. Придется брать ответственность на себя.
— Согласен, — тихо проговорил Орлов, сознавая, что никто у него этого согласия не спрашивает. Более того, Вахромцев, решив, видимо, действовать самостоятельно, подвергал себя несоизмеримо большему риску, чем Андрей. Несанкционированное высоким начальством вторжение в «коридоры власти», пусть даже в таком ничтожно малом варианте, чревато было по меньшей мере серьезным взысканием, а то и потерей должности. Тем более, что обо всех этих обстоятельствах министр безопасности, один из самых близких к Ельцину человек, знал лишь в самых общих чертах — ровно столько, сколько доложил ему в коротком докладе начальник управления.
После телефонного разговора с Вахромцевым Орлов долго молча сидел за столом, раздумывая о том, есть ли все-таки какой-нибудь мало-мальски разумный выход из создавшегося положения. Он машинально водил шариковой ручкой по листку бумаги, разрисовывая его замысловатыми узорами, страшными рожами, диковинными цветами. Еще со школьных времен у него вошло в привычку использовать любую свободную минуту для того, чтобы что-то «намалевать» на бумаге, будь то вырванный из тетрадки лист, промокашка, последние странички записной книжки или даже учебник. Его творческим упражнениям в области рисования способствовали комсомольские, а затем партийные собрания, вечерние лекции в университетских аудиториях и на курсах КГБ, многочасовые заседания комитетов комсомола и партбюро, нудные совещания пропагандистов и политинформаторов. Со временем постоянно изображать что-то на всем, что попадется под руку, стало привычкой. Рисуя, он даже не замечал этого, подчас удивляясь, откуда у пего появился тот или иной рисунок.
Вот и сейчас, взглянув на лист бумаги перед собой, Орлов с удивлением увидел среди витиеватых узоров странные изображения людей и животных. Какой-то субъект в темных очках и натянутой на глаза шляпе тянул волосатую руку в приоткрытую дверцу сейфа, из замочной скважины которой торчала связка ключей.
«Это, наверное, Рыбин», — подумал Орлов и усмехнулся, настолько комичной и одновременно отталкивающе противной выглядела рожа злоумышленника.
Справа от «субъекта» была нарисована собака с высунутым языком, держащая на весу свою мохнатую лапу, а рядом с ней темноволосая женщина с раскосыми глазами, в платке и длинном платье.
«А это к чему? — удивился Орлов. — Вот уж точно, никаких собак, а уж тем более восточных женщин встречать за последние дни не приходилось. Может быть, я по телевизору видел что-то такое, пока вчера ужинал на кухне? Или… Секретарша? Нет, не похожа! А эта дрессированная собака? Нет, нигде я не мог видеть такое! Вот уж точно — в таких случаях говорят: крыша поехала. Мерещится неведомо что! Уж слишком я впечатлительный!»
Он оторвал взгляд от рисунка, набрал номер домашнего телефона. Через мгновение на том конце провода откликнулся тихий Олин голос:
— Андрюша, ты?
— Я, — ответил он и тотчас понял, кто изображен на рисунке. Прозрение пришло к нему настолько неожиданно, что он, нисколько не заботясь о том, как это воспримет жена, прокричал в трубку: — И еще Шаганэ и Джим!
— Что-о? — удивленным голосом переспросила Оля.
— Шаганэ, ты моя, Шаганэ! И Джим, который веем подаст лапу!
Оля молчала в ответ, видно, совершенно не понимая, о чем это вдруг так странно заговорил сс муж. Наконец робко спросила:
— Андрюша, ты чего? Заработался?
— Да нет, Оль! Просто я вспомнил Есенина.
— У тебя так много времени, что ты читаешь стихи! Раньше в Комитете на это времени у тебя не было!
— Да, тут обстановка располагает, знаешь как!
— Вот здорово! Шутишь, да?
— А как ты думаешь?
— Я думаю, шутишь.
20 марта 1993 года, суббота, день
Москва. Щелковское шоссе.
Телефонная будка около входа на автовокзал
Молодой человек, нервно крутя увитый металлической проволокой телефонный провод, взволнованно кричал в трубку:
— Гриш, ты представляешь, он позвонил и говорит, что через час придут эти… Ты понимаешь, шеф? Придут и вес изымут. Что-то там не сработало!.. Да я что?.. Ну не ори так! Что я могу сделать?…Подожди! Ну, послушай, Гриш!..Эти суки как-то прознали!.. А он-то чего! Ему сказали… Да не ори ты!.. Я и сам понимаю!.. Держи карман шире!.. Вернет! Чего он тебе вернет?…Да, ни хрена! Считай, пропали бабки!.. Да знаю я, знаю, что не в этом дело!
Он умолк, видно, не находя, что возразить разгневанному голосу на том конце провода. Лицо парня выглядело злым и бледным. По его облику было понятно, что он не на шутку встревожен, а необходимость выслушивать вес то, что говорил ему «шеф», приводила его в едва скрываемое бешенство. В раздражении он так теребил провод телефона-автомата, что, казалось, напрочь оторвет его.
Он еще некоторое время слушал тирады «шефа», затем зло выругался и прокричал в трубку:
— Ладно, хорош! Все! Сейчас же свяжусь с ним. Пусть вытаскивает все или возвращает бабки! А если заартачится — припугну гада!..Что?…Почему не нужны?…Ну хоть что-то! Да, не боись! Он, знаешь, у меня где? — Парень сжал руку в кулак, демонстрируя перед невидимым собеседником имеющиеся у него возможности повлиять на своего сообщника, которого он только что назвал «гадом».
Мимо проехал «Икарус», обдавая всех, кто находился на тротуаре, едким выхлопным газом. Парень резко прикрыл дверцу телефонной будки и стал придерживать се рукой. Теперь уже нельзя было разобрать ни слова его разговора с «шефом». Было видно только, как он продолжал что-то говорить, резко жестикулируя свободной рукой. Потом с остервенением бросил трубку на рычаг и сильно толкнул дверь, которая, распахнувшись, с грохотом ударилась о соседнюю будку.
Проходившая мимо полная женщина с тяжелой сумкой вздрогнула от неожиданности и, недовольно посмотрев на удаляющуюся фигуру парня, в сердцах сказала:
— Вот чумной-то! Вообще оборзели!
20 марта 1993 года, суббота, вечер
Москва. Лубянка. Министерство безопасности.
Кабинет начальника отдела УБКК
Полковник Вахромцев не без опасения поднял трубку городского телефона. После всего, что произошло в последние несколько часов, он уже сомневался в том, что операцию но изъятию фальшивых документов в типографии Администрации Президента удастся завершить успешно. Александр Васильевич осознал, что никто ему не даст санкции на это мероприятие. После того как начальник хозяйственного шавка прямо отказал в этом и совершенно однозначно сказал Орлову, что во веем разберется лично, Вахромцев понял: либо ему следует действовать на свой страх и риск, то есть взять всю ответственность на себя, либо авантюристам удастся правдами или неправдами заполучить то, за что они заплатили очень большие деньги. Второе никак не подходило ему ни по характеру, ни но жизненным принципам. И поэтому Александр Васильевич без особых колебаний дал указание изъять отпечатанные документы на складе готовой продукции. Для этого час назад трос сотрудников на служебной машине отправились в типографию, обещав доложить сразу же, как только проведут изъятие и беспрепятственно покинут административное здание.
