Джек снова взглянул через ее плечо. Глаза все еще были там, что-то искали. Что? Казалось, они были смущены и, даже глядя прямо на Джека, не видели его. Их взгляд скользил по нему, отскакивая от него, проходил сквозь него.
"Безумие! Почему я здесь сижу? И почему испугался неведомо чего. Наверное, за окном просто какое-то животное, два животных". Ничего такого, с чем он не смог бы справиться.
Джек попытался снять с себя Калабати. Она тихонько вскрикнула и еще сильней обвила руками его шею, зарылась коленями в его бедра.
— Не двигайся! — произнесла она хриплым сдавленным шепотом.
— Дай мне встать! — Джек попытался выбраться из-под нее, но она обвилась вокруг него, старясь опрокинуть его на себя. Это было бы смешно, если бы не исходящий от нее ужас.
— Не оставляй меня!
— Я хочу посмотреть, что там.
— Нет! Если тебе дорога жизнь, оставайся на месте!
Все это уже начинало походить на дурное кино.
— Прекрати! Что там может быть?
— Тебе лучше никогда этого не знать.
«Все! Хватит!» Нежно, но решительно он попытался освободиться от нее. Калабати сопротивлялась, как только могла, и не выпускала его шею. «Она что, с ума сошла? Что с ней такое?»
Наконец ему удалось встать на ноги вместе с Калабати, все еще обивавшей его, и он потащил ее за собой в телевизионную комнату.
Глаза исчезли.
Джек доковылял до окна. Ничего. И ничего не было видно в проулке внизу. Обвитый руками Калабати, он посмотрел на нее:
— Что там было?
Выражение ее лица было очаровательно невинным.
— Ты же сам видел — ничего.
Калабати отпустила его и направилась в другую комнату, такая естественная в своей наготе. Джек смотрел на мягкое покачивание ее бедер в падающем из окна свете. Что-то здесь произошло, и Калабати знала что. Джек понятия не имел, как выманить из нее правду. Он ничего не узнал о тонике Грейс, а теперь еще эта загадка. Почему же ты так испугалась? — спросил Джек, следуя за Калабати.
— Я вовсе не испугалась, — сказала она, медленно натягивая белье.
Он передразнил ее:
— "Если тебе дорога жизнь", и что ты там еще говорила? Ты была смертельно напугана.
— Джек, дорогой, я люблю тебя. — Калабати старалась говорить легко и непринужденно, но это у нее плохо получалось. — Но временами ты бываешь таким глупеньким. Это была просто игра.
Джек понял бесполезность дальнейших расспросов. Калабати не собиралась ничего говорить. Он видел, что она уже оделась, это не потребовало много времени -на ней было мало одежды. Разве они уже не разыгрывали вчера эту сцену?
— Уходишь?
— Да. Я должна...
— Увидеться с братом.
Калабати взглянула на Джека:
— Откуда ты знаешь?
— Удачная догадка.
Калабати шагнула к нему и обвила его шею руками.
— Прости, что я опять убегаю. — Она поцеловала его. — Мы можем увидеться завтра?
— Меня не будет в городе.
— Тогда в понедельник?
Он ответил уклончиво:
— Не знаю. Я не в восторге от наших отношений; мы приходим сюда, занимаемся любовью, в комнате появляется запах, ты, будто вторая кожа, прилипаешь ко мне, запах проходит, и ты срываешься.
Калабати опять поцеловала Джека, и он почувствовал себя обезоруженным. У нее свой путь, у этой индийской женщины.
— Этого больше не произойдет, обещаю тебе.
— Почему ты так уверена в этом?
— Просто я знаю, — сказала она с улыбкой.
Джек выпустил Калабати и закрыл за ней дверь. Все еще обнаженный, он вернулся к окну в телевизионной комнате и стоял там, вглядываясь в темноту. Пляжная сцена едва виднелась на темной скале. Никакого движения, глаз тоже не видно. Джек не был сумасшедшим и наркотиков не принимал. Но что-то — два таких «что-то» — сегодня здесь побывало. Две пары желтых глаз смотрели в окно его квартиры. Что-то в этих глазах показалось Джеку знакомым, но с чем это связано он не мог вспомнить. Ничего, рано или поздно он вспомнит.
Его внимание привлек подоконник за окном, на бетонной поверхности которого он рассмотрел три длинные царапины. Джек был уверен, что раньше их здесь не было. Он был озадачен и обеспокоен, смущен и зол, но что он мог сделать? Она ушла.
Джек прошел через переднюю, чтобы взять пиво, и по дороге взглянул на полку, куда поставил пузырек со смесью, после того как глотнул жидкости.
Он исчез.
Глава 14
Калабати повернула кЦентральному парку. Здесь располагался жилой район. Тротуар был обсажен деревьями, по обеим сторонам улицы мчались машины. Прелестное место днем, но по ночам — слишком много густых теней, слишком много потайных уголков, где можно спрятаться. Калабати боялась не ракшасов, до тех пор, пока на ней ожерелье, они ей не страшны.
Она боялась людей. И небезосновательно. Вспомнить хотя бы, что произошло в среду вечером, когда грабитель принял стальное ожерелье с топазами за нечто ценное.
Калабати успокоилась только, когда добралась до западной части Центрального парка. Несмотря на позднее время, здесь было большое движение и фонари светили так, что казалось, воздух вокруг них раскалился добела. Мимо проезжали свободные такси. Но прежде чем остановить машину, она должна еще кое-что сделать.
Калабати шла по тротуару, пока не наткнулась на канализационный люк. Здесь она остановилась и достала из сумочки пузырек с эликсиром ракшасов. Ей пришлось украсть его у Джека, позже она придумает какое-нибудь объяснение. Неприятно, конечно, но ведь это для его же безопасности, а ради этого она украла бы у него пузырек еще и еще раз.
Калабати отвинтила колпачок и вылила зеленую жидкость в люк. Всю, до последней капли.
И только тогда она вздохнула с облегчением. Джек был спасен. Больше ни один ракшас не придет за ним.
Калабати почувствовала чье-то присутствие за спиной и обернулась. В нескольких футах от нее стояла старая женщина и смотрела на нее. Старая побирушка! Ее морщины и униженная поза вызвали отвращение у Калабати. Не хотела бы она когда-нибудь стать такой старой.
Выпрямившись, Калабати завинтила крышку и положила пузырек в сумочку. Она прибережет его для Кусума.
«Да, дорогой братец, — полная решимости, подумала она, — не знаю как и каким образом, но уверена, без тебя здесь не обошлось. И вскоре я все узнаю».
Глава 15
Кусум стоял в машинном отделении на корме корабля. Каждая клеточка его организма вздрагивала в такт работы дизельных монстров по обе стороны от него. Гул, грохот, рев двух одинаковых огромных двигателей, по три тысячи лошадиных сил каждый, давили на его барабанные перепонки. Человек может исходить дикими криками внизу, во чреве корабля, но на палубе его никто не услышит. Когда работают оба двигателя, он и сам себя не слышит.
