Расчет оказался верным. С утра все три бригады корпуса перешли в наступление, завязались уличные бои. Поняв бессмысленность сопротивления, венгерские части провели перегруппировку и контратаковали в северо-западном направлении. Большая колонна их тылов под прикрытием двух танков – а за ними и боевые части – стали удирать из Сентеша по шоссе через мост на Чонград. Вот тут-то они и попали под огонь наших танков. Началась паника, давка, неразбериха. Подгоняемые страхом, машины пытались обогнать друг друга и прорваться на переправу, но попадали под огонь танков с фронта. Многие водители в ужасе останавливались и пытались развернуться обратно в Сентеш, но попадали под фланговый огонь. Машины горели, разваливались на куски, скатывались на обочину, сваливались с насыпи и опрокидывались. Страх и паника докатились до войск в Сентеше. Отступление превратилось в бегство. Лавина бронетранспортеров, автомашин, повозок накатывалась на передние машины. Давка нарастала: все больше машин и повозок сваливалось или скатывалось с насыпи. Люди бросали машины и разбегались в разные стороны, спасаясь от огня танкистов. Мы рвали колонну на части. Это было фантастическое зрелище!
Полный разгром отходящего противника завершили главные силы корпуса. Ни один танк, ни одна машина или повозка венгров до переправы не дошли. Все они остались в свалке на шоссе от Сентеша до переправы через реку Тисса. К исходу 8 октября город Сентеш был полностью освобожден, и 18-й танковый корпус вплотную подошел к переправе у Чонград. В это время немцы взорвали оба моста. Вот этого я себе простить не могу до сих пор! Железнодорожный и шоссейный мосты через реку Тисса в районе Чонград имели большое стратегическое значение. Они открывали путь на Будапешт, к Дунаю, в глубь Венгрии. Наш 18-й танковый корпус и войска 53-й армии получили бы возможность выйти на оперативный простор. И трудно предположить, как бы развивались в дальнейшем боевые действия. Почему мы не взяли мост? Да, он слишком сильно был укреплен, подготовлен к взрыву, страшно было заскочить на мост и преодолеть его: ведь когда он будет подорван, ты окажешься в реке или за ней – один на один с врагом! Думаю, лучше было бы сковать противника с фронта, не проявляя слишком большой активности, нарастить усилия на плацдарме, создать специальный отряд и ударить ночью, внезапно, с тыла, – сбить и окружить охрану моста, захватить его и обезвредить. В этих условиях противник вряд ли бы решился на подрыв моста. Но… получилось так, как получилось.
Утром подъехали комкор генерал-майор Говоруненко и начштаба корпуса полковник Белозеров с опергруппой. Страшная свалка подбитых и искореженных дымящихся машин, кладбище трупов людей и лошадей потрясли генерала. Более жуткое зрелище трудно представить. За мужество и героизм в этих боях были представлены к званию Героя Советского Союза командир передового отряда 181-й танковой бригады старший лейтенант Тарасов, комвзвода этой же роты лейтенант Якимович и я. Тарасов и Якимович получили награду в июне 1945 года, а я только в 90-х годах.
Противник понес большие потери и 9 октября начал отводить войска на север, в район Дебрецена. Бригада получила приказ немедля выступить на Карцаг и во взаимодействии со 110-й танковой бригадой овладеть городом. В последующем она должна была форсировать канал Хортобадь – Береттьо, овладеть Меддьеш и к исходу 11 октября – Пюшпекладань, после чего наступать на Хайдусобосло. Эта задача была довольно сложной как по глубине, так и по исполнению, а времени на подготовку у нас почти не было. Кроме того, в бригаде оставалось чуть более десятка танков, около шестидесяти активных штыков, лишь несколько орудий и минометов.
11 октября бригада начала наступление на Карцаг. Сбив заслон противника, танки ворвались на северо-западную окраину города. Начался бой за город, который закончился только к исходу дня. Ночью мы дозаправили машины, пополнили боезапас, привели в порядок танки, дали передохнуть людям. Разведчики Березовского вели разведку в направлении Пюшпекладань. Теперь танков в бригаде оставалось совсем мало…
Рано утром в 1-й танковый батальон приехал комбриг, чтобы разобраться с обстановкой. Встретив меня, он увидел, что обе мои руки перебинтованы, и спросил:
– Что это у тебя с руками?
– Так, ерунда. На левой руке по глупости два пальца перебил люком, а кисть правой вчера осколком зацепило.
Немного поразмыслив, Чунихин приказал комбату Задорожному передать оставшиеся три танка во 2-й батальон, а личному составу выйти в резерв бригады. Мы разместились в домах на восточной окраине Карцага и пять дней отдыхали и блаженствовали. После стольких боев и маршей сложно представить более щедрую награду! Все эти пять дней бригада (а вернее, ее 2-й батальон) вела тяжелые бои, теряя последние танки. Только 16 октября комбриг получил распоряжение передать оставшиеся танки и автоматчиков в 110-ю танковую бригаду. Без особых хлопот мы передали 4 танка и 45 автоматчиков и сосредоточились в деревне Буча. Три дня остатки личного состава бригады тихо и мирно приводили себя в порядок, отсыпались и отдыхали.
20 октября немцы прорвали оборону румынских войск на рубеже Сольнок – Тисафельдвар и подошли к Кишуйсаллаш. Комбриг получил распоряжение срочно собрать всех, кто может держать в руках оружие, свести их в одно подразделение и занять оборону в трех километрах северо-восточнее Пуста-Эсеег. Собрали всех: разведчиков, саперов, связистов, ремонтников и танкистов. Всего набралось меньше роты – 80 активных штыков. Вот это разношерстное подразделение при поддержке минометной роты старшего лейтенанта Киселева и одной противотанковой пушки заняло оборону в указанном районе. Но, слава богу, воевать не пришлось, и 23 октября мы были сменены соединениями 6-й гвардейской армии.
Переформировка
18-й танковый корпус был выведен на отдых и формирование. 1 ноября 170-я танковая бригада покинула деревню Буча и, совершив три ночных перехода по маршруту Дьома – Баттонья – Сынпетрул, 4 ноября сосредоточилась в Ковачи, в 8 км севернее Тимишоара. На формировании, как обычно, были произведены кадровые перестановки. Вместо погибшего под бомбежкой 21 октября командира 2-го батальона старшего лейтенанта Матвеева был назначен старший лейтенант Джумин. Командиром нашего 1-го батальона стал майор Грищенко, а 3-го батальона – капитан Отрощенков.
Стояла золотая осень 1944 года, и это были удивительно теплые, солнечные, безоблачные дни. Воздух был свеж и прозрачен, особенно ночью и ранним утром. Ковачи было добротным, чистым, ухоженным немецким поселением, и у многих бойцов сразу возникла неприязнь к его жителям. Те в страхе притаились, боясь возмездия. Среди наших солдат и офицеров все чаще слышалось пренебрежительное слово «фашисты». Комбриг и начальник политотдела вовремя подметили это. Пришлось собирать собрания, вести разъяснительную работу, что война идет с гитлеровской кликой, а не с мирными, ни в чем не повинными людьми. Для острастки бойцам напомнили о трагическом случае в Крайове. Все это было своевременно и крайне необходимо. В итоге короткое пребывание в Ковачах прошло мирно. Жители быстро успокоились и начали относиться к нам с большим уважением.
Мы разместились в домах, потеснив хозяев, и сразу приступили к обслуживанию техники и приведению личного состава в порядок. Я поселился в отдельном домике. Хозяйка по утрам готовила мне завтрак, а обедать я ходил в офицерскую столовую. Как-то раз гляжу – идет Мария Мальцева, уже стройная.
