На нас произвели сильное впечатление транслировавшиеся по радио отчаянные молитвы и службы в варшавских костелах. В наших долгих спорах мы проклинали политиков, в 1919 году потребовавших создания Польского коридора, отрезавшего Восточную Пруссию от рейха. Мы вспоминали заявления одного американского дипломата, который в ходе переговоров, предшествовавших подписанию Версальского договора, указывал, что этот коридор неизбежно станет причиной нового конфликта.
Вследствие нехватки современного вооружения храбрая польская армия вскоре была разбита и находилась на грани гибели уже через несколько дней, когда наступление русских нанесло «удар милосердия», прикончивший ее…[27]
Ход боевых операций, казалось, не давал никаких случаев для использования авиадесантных частей, и наш полк уже думал, что ему не доведется принять участие в Польской кампании, как вдруг, утром 12 сентября, мы получили приказ выступать. Была поставлена задача: транспортные самолеты собираются на высоте 300 метров над слоем облаков, в трех километрах западнее аэродрома. Отправка подразделений заняла довольно много времени, поскольку я лично отдавал приказы каждому самолету, увозившему наши группы. Сначала мы летели в направлении Позена (Познани), затем повернули на юго-восток, к Лодзи. На фронте сложилась кризисная ситуация, и мы должны были заткнуть брешь, помешать прорыву поляков из окружения в направлении Лодзи и успокоить возбужденное население.
Без малейших помех со стороны противника мы приземлились за нашими позициями, на сжатом поле, уже удерживаемом германскими войсками, и, после короткой подготовки, заняли позиции между баварской и саксонской дивизиями, перед которыми стояла задача форсирования небольшой речки Бзура.
Задание было выполнено. Речь шла не о крупной операции; рассказывая об этих боях, я пытаюсь лишь подчеркнуть уровень подготовки и замечательный боевой дух наших людей. Мне пришлось отдать капитану моего батальона четкий приказ остановить, при необходимости даже силой, тормозить неудержимый порыв наших людей, которые, не заботясь о поддержке слева и справа, забыв об осторожности, атаковали без приказа и сделали много больше, чем от них требовали поставленные задачи. Чтобы сдержать на будущее подобный пыл, я после боя сделал длинный и обстоятельный доклад по данной теме. И тем не менее полк получил боевое крещение; приобретенная в мирное время подготовка показала свою эффективность. Мы понесли незначительные потери и одержали большую тактическую победу.
При этом не было никаких сомнений в том, что мы имели дело с уже крепко побитой, почти агонизирующей армией, отчаянно боровшейся за свое выживание.
Когда в ходе нашего продвижения вперед мы вышли к Висле, Польская кампания для нас закончилась, и нас вернули в расположение нашей дивизии.
22-я дивизия тогда дислоцировалась на «Западном валу», между городками Пирмазенс и Дан. Боев не было, но там мы впервые увидели страдания нашей родины от войны. Население территорий, расположенных вдоль «линии Зигфрида», быстро и совершенно бессмысленно эвакуировали, из-за чего людям пришлось бросить их имущество. Наше пребывание там продолжалось всего четыре недели. Нас снова отозвали и, похоже, намеревались использовать в новых высадках с воздуха в войне, которой, как мы надеялись, все еще можно было избежать.
Англия и Франция объявили войну Германии в самом начале Польской кампании, но боевые действия против Франции не начинались, и, по словам французских офицеров, их страна тоже желала сохранить мир. Все эти признаки позволяли нам надеяться на то, что между двумя народами не начнется вооруженная борьба. Наш полк был переброшен на аэродромы Хагенов и Людвигслуст в Мекленбурге. Часть пути мы проделали пешком вдоль Вайнштрассе (Пфальц) в момент сбора винограда, и население встречало нас с восторгом. Нас провожали от одного привала до другого, и всюду царило полное согласие между гражданскими и нашими солдатами.
Потом для нас возобновилась трудная боевая учеба авиадесантных частей. Мекленбургское население не выразило особой радости от прибытия нашего батальона на постой накануне Рождества, но скоро во мнении жителей произошла перемена, и я принял их депутацию, просившую меня оставить солдат у них на рождественский ужин. Офицеры были очень дружны с летчиками, которые часто бывали у нас в гостях. Чем дольше мы сотрудничали, тем сильнее становилось наше убеждение в том, что мы составляем две части одного целого.
Наших ушей достигли слухи о предстоящей войне с Францией, а среди них некоторые планы, ужасавшие нас, поскольку они с полной серьезностью предполагали внезапное нападение на остававшуюся нейтральной Бельгию. Мы слышали, будто один летчик заблудился в тумане и совершил вынужденную посадку на бельгийской территории, и при нем нашли планы штурма города Гент.
В середине марта мы прибыли в Вестфалию. Неужели начнется настоящая война? Неужели разум не возобладает? И никто не призовет Гитлера к порядку? Успехи, достигнутые до сих пор, были слишком легкими, и часто казалось, что судьба против нас, потому что лидеры враждебных государств отказываются от поисков любого соглашения, любого разумного решения проблемы.
Высадка с воздуха в Роттердаме
Чем более близкой казалась война на Западе, тем больше мы множили свои старания подготовить наших солдат к исполнению ими их опасной боевой задачи. Мы готовили их к отражению удара штурмовых частей противника, которые в случае нашей высадки с воздуха немедленно контратаковали бы нас. Мы придумывали средства защиты своего плацдарма и возможности быстрого сооружения надежных оборонительных позиций. Главным препятствием под огнем противника, думали мы, будет гул двигателей наших самолетов. Поэтому мы учили своих людей максимально быстро отдаляться от самолетов, поскольку этот шум должен был мешать засечь места, откуда вел огонь противник. У парашютиста ситуация совсем другая. Он приземляется на парашюте вне пределов аэродрома и назначенной ему цели и находит себе естественные укрытия в канавах, за холмами и другими неровностями рельефа. Состоящий же в авиадесантном подразделении или части пехотинец, наоборот, вынужден вести бой на открытой местности, то есть не имея никаких укрытий; поэтому уйти из-под неприятельского огня он может лишь быстрой и решительной атакой на выявленные вражеские позиции.
Наконец нам сообщили план Голландской операции. Постоянное напряжение, в котором мы жили, стало невыносимым. Мы не были безудержно воинственны, но, поскольку война казалась нам неизбежной, мы предпочитали покончить с этим состоянием ожидания и с бесконечными отсрочками ее начала. Мысль о войне против маленькой нейтральной Голландии была нам неприятна. Против своего желания, испытывая стыд и глухое раздражение, но не имея возможности ничего изменить, мы выполняли приказ, видя в этом свой солдатский долг.
Накануне начала наступления у меня состоялся с командиром батальона одного парашютно-десантного полка разговор, который я хотел бы привести здесь, поскольку он очень ярко характеризует душевный настрой большинства молодых офицеров. Обговорив последние технические детали совместной операции, я задал ему такой вопрос: «Ну что, дружище, вы с радостью идете на это?» Он: «Да, я делаю это по глубокому убеждению». Я: «А вас не смущает, что нашей целью является маленькая нейтральная страна?» Он: «Что вы хотите? Она занимает важное для безопасности нашей родины положение». И прежде чем я сказал ему что-либо еще, он добавил: «Если бы я не знал, что мы подчиняемся фюреру, который не является захватчиком, все, возможно, было бы иначе, но я не просто убежден в этом, для меня здесь это очевидно!» Я: «Мой юный друг, как я завидую вашей вере, которую хотел бы с вами разделить». Он снова попытался убедить меня, но я хлопнул его по плечу и, хоть и с тяжестью на сердце, но с улыбкой, сказал: «Остановимся сегодня на этом, приятель, а завтра свидимся в Ваалхавене». Так и вышло.
