Чтобы правильно оценить значение этой телеграммы, необходимо заострить свое внимание на двух основных моментах. Во-первых, в отличие от существовавшей практики, она была подписана не Военным советом СОРа, а лично вице-адмиралом Октябрьским. О ее существовании даже среди руководителей обороны не было известно до вечера 30 июня.
Во-вторых, говоря о том, что защитники Севастополя «дрогнули», адмирал, мягко говоря, возводил на них напраслину. Характерный момент: в изданном в 1979 г. издательством «Наука» военно-историческом исследовании — мемуарах П. А. Моргунова «Героический Севастополь» слово «дрогнули» было стыдливо заменено многоточием.
Тем временем штурм города продолжался. Солдаты Приморской армии и матросы Черноморского флота отказывались верить в то, что переживший самые тяжелые моменты ноября и декабря 41–го Севастополь не устоит. Свыкнуться с этой мыслью для многих оказалось невозможно — легче оказалось погибнуть в бою, продав свою жизнь как можно дороже. Не желая терять и так сильно потрепанную пехоту, Манштейн использовал старую тактику — массированные удары артиллерии и авиации по любому очагу сопротивления с последующей «зачисткой» его пехотными подразделениями. Это была именно «зачистка», поскольку после сбрасывания в пределах небольших участков территории многих тонн металла об организованном сопротивлении речь уже, как правило, не шла. 30 июня самолеты VIII авиакорпуса совершили 1218 самолето-вылетов и сбросили 1192 тонны бомб — примерно по тонне на каждого вышедшего из строя в течение суток защитника черноморской твердыни. И это не считая артиллерии, которая как минимум удваивала этот показатель! Тем временем, пока в Севастополе кипели уличные бои, большая часть немецких войск обошла город с юга и продолжала наступление в направлении мыса Херсонес. Несмотря на то что войска СОРа все еще насчитывали около 80 тысяч человек, в качестве организованной вооруженной силы к исходу дня могли рассматриваться только 5,5 тысячи, входившие в состав 109-й стрелковой дивизии, 142-й бригады и четырех сводных батальонов, созданных на базе подразделений береговой обороны, ВВС и зенитной артиллерии. К исходу дня враг занял аэродром Юхарина балка. Еще раньше все остававшиеся на нем исправные самолеты перелетели на аэродром Херсонесский маяк. В ночь на 30-е 3-я ОАГ вступила в бой в последний раз — на штурмовку и бомбометание шесть раз вылетали У-26, 12 УТ-16, три И-15бис и один И-153. Их основной целью являлись батареи противника, совершавшие круглосуточный обстрел взлетной полосы и препятствовавшие посадке транспортных «Дугласов». Задолго до разрешения общей эвакуации началась эвакуация авиационной техники. Перед рассветом 30-го в направлении Анапы вылетели шесть Як-1, семь Ил-2, два И-153, по одному ЛаГГ-3, И-16 и И-15бис. Одним из «яков» управлял сам командующий ВВС ЧФ. «По решению Военного совета, — вспоминал В. И. Раков, — улетел В. В. Ермаченков, предупредив, что с «большой земли» пришлет транспортные самолеты для эвакуации с аэродрома оставшихся раненых, членов Военного совета, личного состава авиационной группы и всех остальных.
— Я вас засыплю самолетами! Только успевайте принимать! — говорил Ермаченков, но его отлет подействовал, конечно, удручающе.
Не устоял Севастополь! Эта мысль давила, как тяжелейший груз».
Взлет произошел не совсем организованно, и в воздухе командующий потерял «як» капитана К. Д. Денисова, который должен был лидировать его до Кавказа. Ермаченков пристроился к истребителю 45-го иап, летчик которого не имел опыта полетов над морем, и чуть было не привел генерала на аэродром занятой немцами Керчи. К счастью, летчики вовремя заметили ошибку, изменили курс, и вскоре все, за исключением одного пропавшего без вести Як-1, сели в Анапе.
Днем 30-го весь оставшийся в советских руках участок СОРа стал территорией коврового бомбометания самолетов люфтваффе, так что возможности продолжить боевую работу у остатков 3-й ОАГ не было никакой. В это время летно-технический состав ремонтировал остававшиеся машины, понимая, что неудача с ремонтом поделит летчиков и техников на живых и мертвых.
Тем временем в 19.00 была получена телеграмма от наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова: «Эвакуация ответственных работников и ваш выезд на Кавказ Ставкой разрешены. Кузнецов».
Одновременно указания от Ставки получил и командующий Северо-Кавказским фронтом маршал С. М. Буденный. Тем же вечером 30-го на основе их он дал указания командованию СОРа и руководившему действиями ЧФ из портов Кавказа контр-адмиралу И. Д. Елисееву. В интересах выяснения истины имеет смысл привести оба документа. Текст первого из них был следующим:
«1. По приказанию Ставки Октябрьскому, Кулакову (член Военного совета ЧФ. — М. М.) срочно отбыть в Новороссийск для организации вывоза из Севастополя раненых, войск, ценностей.
2. Командующим СОРом остается генерал-майор Петров. В помощь ему выделить командира базы посадки на правах помощника с морским штабом.
3. Генерал-майору Петрову немедленно разработать план последовательного отвода к месту погрузки раненых и частей, выделенных для переброски в первую очередь. Остатками войск вести упорную оборону, от которой зависит успех вывоза.
4. Все, что не может быть вывезенным, подлежит безусловному уничтожению.
5. ВВС СОР действуют до предела возможности, после чего перелетают на кавказские аэродромы».
А вот указания, направленные Елисееву:
«1. Все находящиеся в строю катера МО, подлодки, сторожевые катера и быстроходные тральщики последовательно направлять в Севастополь для вывоза раненых, бойцов и документов.
2. До прибытия в Новороссийск Октябрьского организация возлагается на Вас.
3. Попутными рейсами завозить боезапас, необходимый защитникам для прикрытия вывоза. Отправку пополнения прекратить. Организовать прием в Новороссийске и Туапсе.
4. На все время операции по вывозу ВВС Черноморского флота максимально усилить удары по аэродромам противника и порту Ялта, с которых действуют блокадные силы».
В чем разница между указаниями, исходившими от наркома ВМФ и командующего СКФ? В одном очень важном моменте: Н. Г. Кузнецов дал «добро» на просьбу Октябрьского эвакуировать ответственных работников, а Буденный, на основании решения Ставки, планировал осуществить эвакуацию если не всех оставшихся в живых защитников Севастополя, то, по крайней мере, раненых и тех, кто не потерял военную организацию и управляемость. Ясно, что успех выполнения этого плана напрямую зависел от усилий командования СОРа, его умения разобраться в обстановке и мобилизовать все силы для решения поставленной задачи. И что же сделало оно? Поступило прямо противоположным образом!
Около 19—20 часов состоялось последнее заседание Военного совета СОРа. Открыл его Октябрьский. Характеризуя обстановку, он подчеркнул, что за период штурма войска понесли большие потери, практически не осталось ни одного боеспособного подразделения, нет боезапаса. Далее он сказал, что на его телеграмму об эвакуации руководящего состава получен ответ наркома ВМФ с разрешением. Эвакуацию планировали произвести в ночь на 1 июля на самолетах, подводных лодках и катерах. В тоже время маршалом Буденным на основании решения Ставки была дана директива по организации эвакуации раненых и войск из Севастополя. Для руководства обороной, прикрытия эвакуации раненых и войск Октябрьский предложил оставить в Севастополе генералов Петрова и Моргунова, а через три дня и им приказывалось эвакуироваться.
