Как же можно оценить вклад советских летчиков в отражение первого штурма? В газете «Красный Крым» от 4 декабря 1941 г. командующий Приморской армией генерал И. Е. Петров писал: «…наши славные герои-летчики успешно отражали удары врага с воздуха, громили наземные войска, уничтожив за месяц сотни самолетов, танков и бронемашин…» Такая оценка представляется не вполне искренней. Во всех российских работах, посвященных обороне Севастополя, о действиях авиации говорится очень мало или вообще ничего. Это не случайно. По мнению историков и всех основных участников, главную роль в отражении первого штурма сыграла отнюдь не авиация, а береговая и полевая артиллерия СОРа.
Начальник штаба Приморской армии Н. И. Крылов в своих мемуарах писал: «Стойкость пехоты и хорошо организованный артиллерийский огонь — так, помню, охарактеризовал командарм Петров основные слагаемые боевого успеха, достигнутого при отражении ноябрьского наступления противника».
Это можно подкрепить и цифрами. Только 30-я и 35-я башенные батареи в течение ноября израсходовали 883 305-мм снаряда общим весом 340 тонн. Еще 651 203-мм снаряд (75,5 т) израсходовала полубашенная батарея № 10. Вместе со 102-мм батареей № 54, участвовавшей в боях только до 2 ноября, когда она была захвачена противником, указанные батареи уничтожили и вывели из строя 55 орудий, 17 пулеметных точек, около 400 единиц колесной и гусеничной техники и до 4,5 тысячи солдат противника, то есть больше, чем все ВВС. Всего же за время отражения первого штурма береговая артиллерия и артиллерия ДОТов выпустила более 20 тысяч снарядов всех калибров. Еще 2340 снарядов калибром от 100 до 130 мм выпустили корабли. Вес боезапаса, отстрелянный полевой и зенитной артиллерией по наземным целям, вообще не поддается учету. Применение береговых орудий носило столь интенсивный характер, а расстрел их стволов стал столь велик, что 23 ноября был отдан приказ, ограничивавший их использование только контрбатарейной борьбой. Именно артиллерийский огневой щит стал на пути у немецких войск, штурмовавших Севастополь. Трудно не согласиться с мнением Н. И. Крылова: «11-я армия Манштейна, одна из сильнейших у Гитлера на всем Восточном фронте, застряла в Крыму теперь уже надолго. Имея в тылу советский Севастополь, гитлеровское командование не могло двинуть ее через Керченский пролив на Тамань, не могло и подкрепить ею свои войска, наступавшие на Ростов.
Вот тогда гитлеровцы и начали писать о том, что Севастополь — первоклассная, неприступная крепость, стали именовать все его береговые батареи не иначе как фортами, придумывая им «страшные» названия: «Максим Горький», «ЧеКа», «ГПУ»… Надо же было как-то объяснить, почему два армейских корпуса, усиленные танками и значительной группировкой артиллерии, поддерживаемые авиацией, остановились перед городом, который на самом деле никаких укреплений крепостного типа со стороны суши не имел, а тылом было море».
Конечно, приведенные цифры и мнения отнюдь не говорят о том, что действия авиагруппы СОРа вообще ничего не значили. Они играли важную, если не сказать исключительную роль в борьбе с подходящими резервами и группировкой ВВС противника на аэродромах, однако находившиеся на земле генералы и адмиралы оценивали эти действия достаточно скептически — судя по натиску, резервы к противнику продолжали подходить, а его авиация как летала над главной базой, так и продолжала летать. Над полем боя они увидели свои самолеты только в самом конце отражения штурма, а до того наличия у СОРа собственной авиации практически не ощущалось.
Представляется, что в создавшихся условиях более разумным было бы сосредоточение усилий авиации не на действиях по наземным целям, а на ПВО порта и города. 366 самолето-вылетов за 19 дней, с 12 ноября по 1 декабря, давали среднесуточную цифру в 19 вылетов в день, включая взлеты по воздушной тревоге. Конечно, такой показатель трудно признать большим. По данным штаба ПВО СОРа, в ноябре немецкие самолеты совершили над городом 380 самолето-пролетов, что примерно соответствовало числу вылетов перехватчиков. На самом же деле численное превосходство атакующих в конкретных боях было еще большим, поскольку в число вылетов советской стороны входили и те, которые не завершались встречей с самолетами противника, а каждый немецкий пролет завершался сбрасыванием бомб. Если немецкие бомбардировщики сопровождались своими истребителями, то для советских перехватчиков вообще складывалась критическая ситуация: могли ли одна-две пары «мигов» и «чаек» противостоять в воздушном бою трем-четырем парам «мессершмиттов»? В результате главная роль в отражении воздушных налетов легла на береговую и корабельную зенитную артиллерию, группировка которой к концу первого штурма по сравнению с первоначальной сократилась в два раза. Справедливости ради необходимо признать, что в тех условиях, в которых базировались советские самолеты на севастопольских аэродромах, произвести одновременный взлет большого количества перехватчиков было бы вряд ли возможно. Кроме того, в соответствии с общими принципами организации ПВО им следовало действовать за пределами зоны прикрытия зенитной артиллерией, т. е. на дальних подступах к базе. При этом управление и истребителями, и зенитной артиллерией должно было осуществляться из одного штаба, чего на практике не было. Повысить эффективность перехвата удалось бы при увеличении числа барражирующих истребителей, но всего этого можно было бы добиться, только сократив объем действий на сухопутном направлении, а командование СОРа никогда бы не пошло на это. Получалось, что задача по прикрытию порта решалась удовлетворительно только в те дни, когда противник не предпринимал массированных налетов, таких как 12 ноября. Слабость нашей ПВО имела далеко идущие последствия и в конце концов стала одной из причин падения Севастополя летом 1942 г.
При разборе действий немцев мы наталкиваемся на обычный парадокс — их пилоты действовали весьма профессионально и довольно эффективно, командование хорошо управляло действиями подчиненных авиачастей, но задача в целом не решалась. IV авиакорпусу не удалось ни обеспечить прорыва сухопутной обороны СОРа, ни добиться закрытия порта, ни разгромить советскую авиагруппу. Собственные потери, по немецким же данным, были невелики, но одновременно немецкие документы указывают, что к осени 1941 г. в бомбардировочных авиагруппах исправные машины составляли не более 45% от штатной численности, в истребительных — не более 60%. Активность люфтваффе шла по нисходящей, тем более что списочный состав авиагрупп на Восточном фронте с ноября стал сокращаться в связи с ошибочным решением Геринга. IV авиакорпусу пришлось взвалить на себя и ростовское направление, практически полностью прекратив действия в интересах армии Манштейна. Когда много лет спустя после окончания войны бывший фельдмаршал придумывал название для своих мемуаров — «Утерянные победы», — в их число он, по-видимому, включал и Севастополь, взятие которого из-за ряда ошибок германского командования и мужества русского солдата пришлось отложить на 250 дней.
Глава 3. БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ В ВОЗДУХЕ В ДЕКАБРЕ. ОТРАЖЕНИЕ ВТОРОГО ШТУРМА СЕВАСТОПОЛЯ
ПЕРИОД ЗАТИШЬЯ (1—16 ДЕКАБРЯ)
Несмотря на отражение первого штурма, ситуация под Севастополем в начале декабря продолжала оставаться крайне сложной. С одной стороны, кризис обороны советских войск как будто миновал. Удалось наладить подачу боеприпасов и маршевого пополнения с Кавказа, а с 9 декабря в город морским путем начали прибывать подразделения 388-й стрелковой дивизии. После завершения ее переброски к 15 декабря численный состав войск СОРа достиг примерно 70 тысяч человек при 410 орудиях (в том числе 108 зенитных), 120 минометах и 26 танках. Это было уже не так мало, как в начале обороны города. Хуже дело обстояло с боеприпасами, которых удалось накопить к полевой артиллерии и минометам не более трех боекомплектов.
