Схожие процессы наблюдались и в картине доставки грузов. За декабрь их поступило почти 30 тыс. тонн, а за январь и февраль, вместе взятые, — только 29 тыс. При этом боеприпасы составляли только 15—18 % (в декабре — 4763 т, в январе — феврале — 5327 т) от всего объема поступлений, что не позволяло не только создать запасы на случай нового штурма, но и пополнить боекомплект до общепринятых норм. Напомним, что командование Крымского фронта требовало от войск СОРа участия во всех предпринимаемых наступлениях, напрасно ожидая, что это поможет отвлечь часть вражеских сил с Парпачских позиций. Боекомплект постоянно расходовался, а увеличить его подачу мешало то обстоятельство, что в Севастополе не имелось ни крупных запасов топлива, ни продовольствия. Именно поэтому каждая из названных групп грузов отнимала до 40% от всего объема доставки. И даже несмотря на это, 1 апреля городской комитет Компартии был вынужден принять решение о сокращении выдачи хлеба гражданскому населению: рабочим с 800 до 600 граммов, служащим и членам семей военнослужащих с 600 до 400, иждивенцам до 300. Следует напомнить, что в Севастополе все еще находилось не менее 30 тысяч человек гражданского населения, включая 3 тысячи детей. Это население не являлось обузой, а наоборот, всем чем можно помогало воинам СОРа — занималось на подземных заводах выпуском мин и гранат, работало на строительстве укреплений, ухаживало за ранеными. Несколько лучше питались солдаты, находившиеся на фронте. В своих мемуарах командир 7-й бригады морской пехоты Е. И. Жидилов вспоминал: «Если в чем и испытывали нехватку, так не в пище, а в боеприпасах. Несмотря на расторопность наших хозяйственников, снарядов и мин мы получали все меньше и меньше. На каждый день нам планировались лишь доли боекомплекта. Правда, у нас еще имеются некоторые запасы снарядов и мин, и потому мы позволяем себе иногда увеличивать норму расхода, но стреляем только по обнаруженным целям и совсем прекратили стрельбу по площадям».
Таким образом, обстановка на Черном море и в Крыму к 20-м числам февраля была достаточно сложной. И та, и другая сторона имели определенные потенциальные возможности, дело оставалось лишь за тем, кто первым сумеет их реализовать. Увы, в этом преуспели немцы.
Все началось с небольших организационных изменений, которые повлекли за собой заметные перемены в расстановке сил. В 20-х числах февраля штаб фон Грайма был расформирован, а точнее, переведен на центральное направление, где вскоре стал основой для формирования авиационного командования «Восток». Все действовавшие в Крыму авиачасти в большинстве перешли в подчинение штаба «Fliegerfahrer Sud». Он был создан еще в декабре 1941 г., в качестве командной инстанции, которая бы специально отвечала за ведение боевых действий над Черным морем. Командующим являлся полковник В. фон Вильдт (Oberst Wolfgang von Wild), хорошо зарекомендовавший себя в 1941 г., когда командовал аналогичным формированием на Балтийском море. Первоначально в подчинении фон Вильдта находились только подразделения гидросамолетов-разведчиков и торпедоносная эскадрилья 6/KG26, которая в условиях малочисленности ударных самолетов использовалась в качестве обычной бомбардировочной. Когда в 20-х числах февраля обстановка на сухопутном фронте ненадолго стабилизировалась, фон Вильдт решил использовать свои силы по прямому назначению. Для этого «хейнкели» группы I/KG100 и эскадрильи 6/KG26 были перебазированы на аэродром Саки, который находился всего в 59 км от Севастополя. Никогда ранее немецкие бомбардировщики не располагались на таком небольшом расстоянии от линии фронта. До того все бомбардировочные группы, поддерживавшие войска Манштейна, базировались на аэродромах Николаева, Херсона, Днепропетровска и Кривого Рога, находившихся на таком удаленном расстоянии от советских аэродромов, что можно было практически не опасаться ответных действий нашей авиации. Теперь же, когда речь пошла о блокаде Севастополя, немецкое авиационное командование, не задумываясь, передислоцировало свои подразделения на «передний край» — туда, откуда им ближе было наносить удары по советским морским коммуникациям вдоль берегов Крыма и Кавказа. Впрочем, в предыдущей главе мы уже говорили, что за это перебазирование немцам пришлось расплачиваться еженощными воздушными тревогами.
Первые воздушно-морские сражения на советских коммуникациях в 1942 г. пришлись на конец февраля. 23-го числа из Новороссийска в Севастополь вышел конвой в составе танкера «Москва», транспорта «Георгий Димитров» и тральщика Т-404. Любопытно отметить, что груженный стройматериалами «Г. Димитров» не имел хода из-за предшествующих повреждений и буксировался «Москвой». Из-за этого переход растянулся на трое суток. Днем 24-го юго-восточнее Ялты суда были атакованы небольшой группой «юнкерсов» из III/KG51, но отражены сосредоточенным огнем зенитных орудий. Немецкие бомбардировщики вылетали на поиск линкора «Парижская коммуна», который, по ошибочным данным немецкой разведки, вел обстрел войск 11-й армии из Феодосийского залива. На обратном пути самолеты случайно обнаружили конвой, который приняли за отряд боевых кораблей во главе с крейсером. Германские летчики доложили, что добились попадания в корму «крейсера» 1000-килограммовой бомбой, что, как мы знаем, совершенно не соответствовало истине.
На следующие сутки для усиления охранения конвоя из Севастополя прибыл тральщик Т-413 — и весьма своевременно. Всю вторую половину дня суда подвергались налетам небольших групп «хейнкелей», за которыми в 19.15 последовала атака трех Не-111 — торпедоносцев. Суда уклонились от всех торпед, но при энергичном маневрировании буксир лопнул, и «Москва» в охранении Т-413 ушла в Севастополь. «Г. Димитров» отбуксировали туда лишь на следующий день. Советская сторона не претендовала на сбитие самолетов противника, но точно известно, что один Не-111 из 6/KG26 25-го пропал без вести вместе со всем экипажем.
По всей видимости, германское командование было несколько обескуражено таким дебютом торпедоносцев, которые не применялись на данном театре с ноября 1941 г. 1 марта одиночный «хейнкель» промахнулся торпедами по транспорту «Курск», перевозившему раненых из порта Камыш-Бурун в Новороссийск (по немецким данным, у торпед после приводнения не запустились двигатели), но в предрассветных сумерках 2 марта другой торпедоносец-охотник смог поразить пароход «Фабрициус» (2434 брт), шедший с военным грузом в Камыш-Бурун. Судну удалось выброситься на берег в районе мыса Утриш, но снять его с камней не получилось, и в конце концов оно было полностью потеряно. Вечером 4 марта другой торпедоносец безуспешно атаковал танкер «Серго», совершавший переход из Туапсе в Новороссийск. Спустя пять дней три «хейнкеля» с торпедами вышли в атаку на минный заградитель «Коминтерн» и транспорт «Красная Кубань», которые возвращались из Севастополя в Поти, но и на этот раз кораблям удалось уклониться. 10 марта нападению подвергся санитарный транспорт «Львов», шедший в сопровождении эсминца «Шаумян». Оба немецких пилота допустили большие ошибки при прицеливании в вечерних сумерках, и все их торпеды прошли мимо целей.
Появление на советских коммуникациях торпедоносной авиации противника не осталось незамеченным и сразу же вызвало бурную реакцию. 4 марта командующий Черноморским флотом указал всем подчиненным командирам соединений, что в условиях поставленных флоту задач недостаток транспортов, плохое их состояние и слабость ремонтных баз, а также совершенное отсутствие пополнения и невозможность приобретений за границей с исключительной остротой поднимают вопрос о сохранении тоннажа. За время войны морской флот на Черном море потерял до 40 транспортов, из них за последние два месяца — 12.
