С момента появления самолетов на кораблях было усилено наблюдение. Солнце находилось на кормовых углах правого борта, что мешало наблюдателям, так как с этой стороны больше всего ожидали появления противника, поэтому «Сванетия» отвернула вправо.
Около 15 часов 12 бомбардировщиков (по немецким данным, суда атаковали семь Ju-88 из III/LG1) с разных румбов атаковали транспорт, сбросив на него 48 бомб. Атаки самолетов следовали одна за другой. От взрывов вокруг «Сванетии» поднимались огромные всплески, от которых судно накрывалось водой вместе с людьми, находившимися на мостике и открытых палубах. Благодаря умелому маневрированию попаданий удалось избежать, за исключением одного — бомба, сброшенная одним из самолетов, пробила дымовую трубу, шлюпочную палубу и вылетела за борт, не взорвавшись.
Во время налета бомбардировщиков эсминец «Бдительный» находился по правому борту «Сванетии» и после семафора с нее «Лаг и компасы не работают!» занял место ведущего. Ожидавшиеся два самолета прикрытия так и не появились. Интенсивным огнем кораблей один самолет считался сбитым и один поврежденным. После налета команда немедленно приступила к ликвидации многочисленных мелких повреждений.
В 15.55 с запада показались девять низколетевших торпедоносцев. «Бдительный» пошел им навстречу, а «Сванетия» продолжала идти курсом на восток. Торпедоносцы разделились на три группы: одна из них заняла позицию для атаки с носовых курсовых углов правого борта теплохода, вторая — с левого борта, а третья маневрировала в готовности впереди по курсу.
Эсминец продолжал оставаться с левого борта. Несмотря на ожесточенный огонь с кораблей, во время которого один торпедоносец был сбит (не подтверждается), остальные сбросили торпеды с дистанции 1100—1300 м. Когда торпеды упали в воду, командир транспорта скомандовал: «Право на борт!», в результате чего удалось уклониться от пяти снарядов, которые прошли в 5 м от правого борта. Тем не менее в 16.10 одновременно с обоих бортов в носовую часть «Сванетии» попали две торпеды. Взрывной волной людей с мостика выбросило на шлюпочную палубу. Транспорт получил дифферент на нос. Был дан приказ: «Полный назад!» — затем: «Стоп машины!»
«Сванетия» начала крениться на левый борт, и когда крен достиг 40 , машинной команде было приказано покинуть помещение. После взрыва торпед среди пассажиров началась паника. Медицинский персонал самоотверженно выносил из уцелевших помещений раненых и спускал их в воду по левому борту, где вода доходила до палубы. Командиры отряда и транспорта прыгнули в воду при погружении судна, но не успели отплыть и двух метров, как «Сванетия» опрокинулась на левый борт, накрыв корпусом три шлюпки и часть плавающих людей.
В 16.30 транспорт скрылся под водой, продержавшись на плаву после попаданий всего 18 минут. После гибели судна торпедоносцы сделали по три захода над плавающими людьми, расстреливая их из пушек и пулеметов. В это время «Бдительный» скрылся из видимости, маневрируя и отбиваясь от атак торпедоносцев. Только через полтора часа после ухода самолетов «Бдительный» вернулся к месту трагедии и подобрал 157 оставшихся в живых людей, 17 из которых вскоре скончались. Всего же из числа находившихся на транспорте погибли 753 человека.
Гибель «Сванетии» произвела большое впечатление на командование флота. 20 апреля Октябрьский получил шифровку от наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова с требованиями осуществлять перевозки в Севастополь только на быстроходных транспортах и боевых кораблях, включая подводные лодки, обеспечивая транспорты сильным охранением и прикрытием с воздуха. Каждый переход конвоев в Севастополь и обратно предписывалось осуществлять как самостоятельную операцию ЧФ. Одновременно нарком приказывал все перевозки через Керченский пролив осуществлять только на мелких судах, используя крупные для перевозки тяжеловесных грузов.
Если проанализировать это и предыдущие указания по организации снабжения Севастополя, то за внешней правильностью и кажущейся неизбежностью принимаемых решений проглядывает еще ряд моментов, с которыми нельзя согласиться, по крайней мере полностью. Во-первых, что, собственно, изменилось в обстановке по сравнению с мартом, когда перевозки в Севастополь осуществлялись на судах всех типов? Немцы стали чаще нападать? Нет, за 17 дней апреля это нападение на трассе Севастополь — Кавказ было первым. Да, немцы потопили один из быстроходных транспортов, которых к тому времени на Черном море оставалось не более пяти («Абхазия», «Грузия», «Сванетия», «Анатолий Серов» и «Белосток»), но почему это произошло? Разве это было так уж неизбежно? Ведь если бы транспорт имел не один, а 4—5 кораблей и катеров охранения, прикрывавших его от атак со всех направлений, дистанции сброса торпед у самолетов противника выросли бы, и уклонение значительно облегчилось. Сравнительный анализ практики советской и немецкой обороны коммуникаций показывает, что в условиях усиления противодействия противника с воздуха немецкое командование стремилось создавать большие по размерам конвои (до 10 судов), сосредотачивая для их сопровождения эскортные корабли из соотношения 1,5—2,5 на одно охраняемое судно. Советское же, наоборот, снижало количество судов в конвое до одного, при том что количество эскортных кораблей могло колебаться в весьма широких пределах — от одного, как это было со «Сванетией», до семи. Несомненно, что семь кораблей охранения могли защитить даже конвой из двух-трех судов. Увеличение количества судов в караване выглядит вполне логичным хотя бы потому, что шансы на то, что вражеской авиации удастся потопить все три судна, выглядят гораздо скромнее, чем вероятность потопить одно. Тем не менее командование на создание таких конвоев не шло. Почему? Представляется, что для этого было несколько причин, а именно: низкая пропускная способность портов погрузки и выгрузки, боязнь того, что крупный конвой привлечет к себе внимание больших сил противника, которыми на самом деле немцы в то время не располагали, а главное — отсутствие необходимой теоретической разработки вопросов организации конвоев в довоенное время, неумение и нежелание заниматься решением всех возникавших при их организации вопросов уже во время войны.
В этом плане весьма показателен следующий момент, записи о котором были обнаружены в семейном архиве после смерти адмирала Н. Г. Кузнецова: «Серьезные разногласия с командующим флотом у меня были весной 1942 г. Мне и начальнику Главного Морского штаба к тому времени становилось очевидным, что новые условия на морском театре — с оживленными морскими коммуникациями из кавказских портов в Севастополь и Керчь и необходимостью вести более активную работу с увеличившимся к тому временем флотом противника — настоятельно требовали нахождения Военсовета флота со своим флагманским командным пунктом там, откуда действует весь флот, т. е. на Кавказском побережье. К тому же Ставка и Генштаб настоятельно требовали более надежного обеспечения транспортов в море в условиях особой активизации авиации немцев.
На мой первый устный доклад и предложение о переносе КП флота Сталин определенного ответа не дал, а когда в апреле 1942 г. я повторил свой доклад и назвал даже кандидата на должность командующего СОРом (генерала С. И. Кабанова), то, вылетая 23 апреля 1942 г. вместе с маршалом С. М. Буденным в Краснодар, я попутно получил указание переговорить по этому поводу с Ф. С. Октябрьским. Прибывший туда Октябрьский в присутствии С. М. Буденного попросил разрешения подумать, а дня через два дал отрицательный ответ. Я, конечно, не мог знать, как сложатся события дальше, но отрицательный ответ командующего, к тому же посланный прямо в адрес Верховного, заставил сохранить прежнюю организацию.
