В конце апреля в преддверии наступления на Керчь (операция «Дроссельфанг») германское командование перебросило в Крым штаб VIII авиакорпуса генерала В. фон Рихтгофена, придав ему в подчинение большое количество свежих авиационных подразделений. В конце апреля здесь сосредоточились в полном составе эскадра KG55, торпедоносная группа II/KG26, прибыли группы пикирующих бомбардировщиков I и M/StG77 [уточнить номера частей — Прим. lenok555], часть штурмовой группы M/SchG1. За ними в начале мая последовали группы I/KG76, I/SchG1, I/JG3, II и III/JG52, I/JG77. Корпус изготовился к поддержке решительного наступления на Керчь и блестяще справился с поставленной задачей в период с 8 по 19 мая. Там были задействованы все бомбардировочные группы, базировавшиеся в Крыму и на юге Украины, за исключением, пожалуй, только «Fliegerfuhrer Sud», в распоряжении которого осталась единственная группа II/KG26. Но даже ее самолеты, по советским данным, редко появлялись над морскими просторами. За две первые декады мая, пока шла подготовка и само наступление под Керчью, советской стороной зафиксировано лишь два морских боя с участием самолетов противника: уже описанный нами 9 мая и 18 мая, когда три торпедоносца промахнулись по транспорту «Грузия» перед входом в базу.
Советская сторона слабо использовала эту пассивность противника. Между 1 и 20 мая в главную базу ЧФ прибыло два транспорта, танкер, а также девять боевых кораблей, использовавшихся в качестве транспортов. Шесть из них являлись подводными лодками. Потерей при этом был лишь эскадренный миноносец «Дзержинский», который в тумане попал на собственное минное поле перед входом в фарватер и погиб со 120 бойцами маршевого пополнения. В мае в Севастополь прибыло столько же транспортных судов, сколько в апреле, — шесть, но из-за использования в большинстве случаев грузопассажирских судов вместо сухогрузов количество доставленных грузов сократилось на треть — 12 053 т в мае по сравнению с 18 157 т в апреле, хотя в два раза увеличилась доля доставляемых боеприпасов — 1159 и 2315 т соответственно. Боевые корабли не смогли компенсировать то, что было недопоставлено транспортами. В апреле они доставили 1083 тонны грузов, а в мае — 4139. В результате общий объем доставленного сократился на 18%.
А в Керченском проливе тем временем творился кромешный ад. После достижения успеха на фронте и начала эвакуации войск Крымского фронта бомбардировщики люфтваффе непрерывно меняющими друг друга большими группами наносили удары по мелким транспортам, сейнерам, сторожевым катерам и вообще любым плавсредствам, которые флот бросил для спасения армии. Между 16 и 20 мая в небе над Керченским проливом 3 и 7-й иап потеряли пять МиГ-3 и три И-16, которые при других обстоятельствах могли быть отправлены в Севастополь. Но еще больший ущерб был понесен не в материальном, а в моральном плане. С поражением Крымского фронта, на создание которого было затрачено четыре месяца, а разгром состоялся фактически в течение недели, пали все надежды увидеть в ближайшее время Крым советским. Вместо этого на повестку дня со всей очевидностью выходил очередной штурм Севастополя, к которому база не была готова ни в каком отношении. Потому легко понять реакцию Октябрьского, когда он узнал о том, что 14 мая Ставка разрешила провести эвакуацию войск Крымского фронта. «…Главком (имеется в виду командующий созданным 20 апреля Северо-Кавказским направлением маршал Советского Союза С. М. Буденный, которому были подчинены и Крымский фронт, и Черноморский флот. — М. М.) приказал приступить к эвакуации Красной Армии из Керчи, — докладывал в Ставку он. — Невозможно поверить, что есть такое решение. Такого решения быть не может. Прошу категорически запретить эвакуацию. Мы должны драться и во что бы то ни стало отстоять кусок территории вокруг Керчи и город Керчь. Эвакуировать нечем. Средства исключительно скудные. Во время эвакуации все или почти все противник уничтожит… Общая эвакуация Керченского полуострова смерти подобна. Прошу незамедлительно вмешаться». Но никакое вмешательство сверху уже не могло изменить неизбежного — 19 мая Керчь пала. Эвакуировать оттуда удалось до 130 тысяч военнослужащих, включая 42 324 раненых, в то время как 135 тысяч вошли в число безвозвратных потерь (Манштейн утверждает, что потери советской стороны только пленными составили около 170 тыс. человек, возможно, разница в счете произошла из-за того, что официальные данные советских потерь не включают личный состав ВМФ и различных военизированных ведомств — морского флота, милиции и т. д.). Чего же тогда можно было ожидать от Севастополя, гарнизон которого состоял менее чем из 120 тысяч защитников?
21 мая Октябрьский дал телеграмму в адрес маршала Буденного, в которой изложил свое виденье ситуации и те меры, которые позволили бы удержать город при неминуемом штурме:
«О необходимости удержания Севастополя решает вопрос своевременная немедленная помощь. Противник подтягивает силы из Керчи — нужна немедленная помощь:
1. Вооруженное пополнение 15 000 человек для доведения сухопутных соединений до нормы…
2. Стрелкового оружия 10 000 винтовок, 250 станковых пулеметов, 1500 ручных пулеметов.
3. Увеличить количество боезапаса до 6—8 бк, имеем 1—2 бк.
4. Дать самолеты: 50 — Як-1 и 10 — Пе-2.
5. Подать танки: 25 шт. «КВ» и 25 бронемашин и танкеток.
6. Подать две стрелковые бригады…»
Даже если бы все необходимое было бы выделено, при существовавших тогда темпах перевозок заявка Октябрьского могла быть выполнена не раньше чем через 1,5 — 2 месяца. Немцы, как известно, такого срока адмиралу не предоставили.
Вот в таком положении и оказались командование и войска СОРа, когда в 20-х числах мая немцы развернули авиационную и артиллерийскую подготовку к решающему штурму.
Глава 3. ФИНАЛЬНЫЙ ШТУРМ
В конце мая 1942 г. противоборствующие стороны приступили к решающей схватке за последний клочок советской земли в Крыму — Севастополь. После разгрома войск Крымского фронта армия Манштейна практически в открытую приступила к подготовке финального штурма. Единственное, чего пока не знала разведка СОРа, так это даты начала наземного наступления. Что же касается действий авиации, то интенсивные налеты на город и обороняющие его войска начались на следующий день после падения Керчи — 20 мая — и не прекращались до последнего дня организованной обороны.
Основополагающим документом немецкого стратегического планирования летней 1942 г. кампании на востоке являлась директива OKW № 41, более известная как план «Блау». Она была подписана Гитлером 5 апреля и предусматривала проведение стратегического наступления на южном крыле советско-германского фронта с целью выхода к реке Волга в районе Сталинграда и овладения Кавказом. Начало наступления планировалось 20 июня. В связи с этим удары 11-й армии по двум советским анклавам в Крыму планировались как независимые операции, которые тем не менее следовало завершить до начала действий по плану «Блау». Объяснялось это тем, что, хотя операции действительно были независимы от летнего наступления по составу привлекаемых сухопутных войск, по авиационной поддержке они были очень и очень зависимы. По немецким данным, к началу летнего наступления люфтваффе сосредоточило на Восточном фронте около 2750 самолетов, из которых 1500 находились в подчинении командования 4-м ВФ. Эти цифры включали и военно-транспортные, и ближние разведывательные самолеты. Если же не принимать их численность во внимание, то можно смело утверждать, что более половины сил воздушного флота — около 750 боевых самолетов (11 бомбардировочных, три пикировочных, две штурмовых и пять истребительных авиагрупп) — к началу мая находилось в подчинении VIII авиакорпуса генерал-полковника В. фон Рихтгофена. Благодаря хорошей погоде, решению основных вопросов тылового обеспечения, а главное — массированному и хорошо продуманному использованию сил авиакорпус обеспечил прорыв обороны советских войск на Парпачских позициях в ходе боев 8—12 мая. Однако затем произошло непредвиденное — 12 мая войска советского Юго-Западного фронта внезапно перешли в наступление под Харьковом и сразу же добились заметного успеха. Вечером того же дня от Рихтгофена потребовали передать IV авиакорпусу одну истребительную, одну пикировочную и две бомбардировочные группы, на следующий день — еще несколько бомбардировочных, две истребительные и две пикировочные. Генерал записал в своем дневнике: «Это практически все! По приказу фюрера. Я доложил тем не менее, что успешное завершение под Керчью теперь под вопросом». К счастью для немцев, им удалось добиться успеха и под Керчью и под Харьковом. Эти события ясно показали, что люфтваффе уже не располагало, как год назад, достаточным составом сил, чтобы обеспечить действия своих наземных войск на всех направлениях, но пока все еще могло добиваться успехов благодаря умелым перегруппировкам и решительному массированию. Тем не менее, когда в конце мая встал вопрос о том, что необходимо вернуться к реализации директивы № 41, т. е. успеть до начала главного летнего наступления овладеть Севастополем, выяснилось, что VIII авиакорпус не обладает достаточной ударной мощью. После встречи 20 мая с Манштейном Рихтгофен записал в свой дневник, что командующий 11-й армией особо подчеркнул, что штурм «крепости» (немцы не называли Севастополь иначе, чем крепостью или крепостным районом) должен обеспечиваться не меньшим объемом воздушной поддержки, чем наступление под Керчью, где в первые дни самолеты VIII авиакорпуса совершали до 2000 самолето-вылетов за сутки. Рихтгофен и сам понимал справедливость этих требований. Спустя два дня он вылетел в Германию и добился личного приема у Гитлера, где изложил ему основные доводы в пользу немедленного усиления корпуса. Фюрер, которому Рихтгофен весьма импонировал, был согласен с генералом по всем пунктам, но сказал, что сможет передать необходимые силы не раньше окончания контрнаступления под Харьковом, т. е. в конце мая. В конечном итоге группировка люфтваффе в Крыму на последнем этапе боев выглядела следующим образом:
