Ежедневно с утра до вечера продолжалась бомбардировка всего района СОРа. Трудно, даже невозможно подсчитать, сколько в ней участвовало вражеских самолетов и сколько было выпущено снарядов. По далеко не полным данным, в налетах ежедневно со 2 по 6 июня участвовало более 600 самолетов, а сброшенные бомбы и выпущенные снаряды исчисляются десятками тысяч.
Противник, видимо, зная местонахождение старого командного пункта (Приморской армии. — М. М.), неоднократно наносил по нему удары. С вновь созданного командного пункта, расположенного в районе Херсонесского монастыря, можно было видеть такую картину: всю линию фронта и ее тылы с артиллерийскими позициями заволокло пылью и дымом от разрывов бомб и снарядов. Эта зловещая туча неподвижно висела с самого утра до позднего вечера. Самолеты противника шли волнами по 20—30 машин. Видно было только 3—4 волны, а дальше они сливались в одну общую массу.
После массированных ударов авиации и артиллерии город задыхался в дыму огромных пожаров, представлял собой сплошное море огня и дыма. С водой было очень плохо, а налеты продолжались непрерывно, и число пожаров росло.
Ночью наступала зловещая тишина. Ни с той, ни с другой стороны не раздавались выстрелы, вражеская авиация также прекращала свои варварские налеты. В городе пылал чудовищных размеров костер, зарево от которого было видно за десятки километров. Казалось, в Севастополе погибла вся жизнь и к утру от него останется лишь груда развалин и пепла. Но город жил. В подземных туннелях, укрытиях и всевозможных убежищах отважные севастопольцы продолжали работать для фронта».
Вот краткая хроника этого драматического дня. Еще до наступления рассвета базу бомбили 25 самолетов, сбросивших 220 бомб. С 07.00 до 07.30 город и войска на фронте подверглись массированному артиллерийскому обстрелу, который вела 121-я немецкая батарея (около 1600 орудий), стянутая Манштейном для штурма города. Затем снова показались бомбардировщики. 50 из них атаковали аэродромы Херсонесский маяк и Юхарина балка, где смогли повредить СБ (по другим данным, самолет уничтожен) и два УТ-16. Одновременно последовали удары по городу, портовым сооружениям, нефтяным резервуарам. Самолеты шли непрерывными волнами и с высот около 5000 м вываливали свой бомбовый груз. Всего над базой до заката, по данным ПВО, прошли 168 Ju-88, 13 Не-111 и 60 Ju-87. На самом же деле самолетов было еще больше — посты ВНОС, не привыкшие к таким налетам, просто не успевали считать прибывающие эскадрильи. По немецким данным, в сумме на объекты СОРа в эти сутки обрушилось 525 тонн бомб, в том числе одна 1700-килограммовая и семь 1400-килограммовых. К концу суток в городе было разрушено и подожжено до 100 домов, убитые и раненые исчислялись сотнями. Тушить пожары было нечем, поскольку водонапорная станция была уничтожена одним из первых ударов. Рихтгофен, который первую половину дня наблюдал за действиями своих подчиненных, летая на «Шторьхе», а во второй половине дня перебрался на специально для него построенную в южном секторе наблюдательную вышку, не без удовлетворения записал в дневник:
«Во время первого налета нефтяные резервуары начали гореть. Русские, по-видимому, попытались потушить их. Огонь начал гаснуть через полчаса или около того. Затем прибыла новая волна, русские нырнули в убежища, и огонь начал расти опять. После обеда они окончательно сдались и просто позволили им догореть».
Одновременно бомбардировке подверглись позиции зенитной артиллерии, главным образом расположенного на Северной стороне 110-го зап. Удары по ним с пикирования осуществляли снайперы из группы III/LG1. По немецким данным, в течение авиационной подготовки к штурму к молчанию были приведены 13 зенитных батарей, в то время как 26 других были «атакованы с хорошим результатом». Генерал Плохер, находившийся тогда на штабной должности в 4-м воздушном флоте и лично присутствовавший при описываемых событиях, после войны свидетельствовал, что «спустя несколько первых дней в безоблачном небе можно было наблюдать только несколько изолированных облачков разрывов зенитных снарядов». По советским данным, в результате налетов 2 июня было выведено из строя только одно зенитное орудие и ранено восемь человек артиллеристов. Основной же причиной снижения интенсивности зенитного огня являлась экономия боеприпасов, расход которых совершенно не покрывался доставкой.
Небо также стало объектом ожесточенной воздушной схватки. Советские перехватчики совершили около 30 вылетов, причем практически все они сопровождались воздушными боями. Ветераны 6-го гиап Алексеев и Катров сбили Ju-88, Катров самостоятельно — Bf-109, а лейтенант Кособьян на И-16 — еще один «юнкерс». Не отставали от них и пилоты 247-го иап ВВС РККА. Капитан Абрамов и лейтенант Шишков вдвоем сбили «мессершмитт», а затем каждый самостоятельно «юнкерс» и «мессершмитт» соответственно. Кроме того, семерка штурмовиков в сопровождении пятерки «яков» совершила дневной налет на аэродром в Евпатории, где, по донесению, уничтожила 11 и повредила один двухмоторный самолет.
Немцы всех этих потерь не признают. По их данным, в воздушных боях пострадал на 35% лишь один Ju-88 из III/LG1. Другой «юнкерс» из KG51 погиб якобы в результате случайного попадания снаряда собственной полевой артиллерии. Не вернулся на свой аэродром Ju-87 командира эскадрильи 5/StG77 обер-лейтенанта Финка, который признали жертвой зенитного огня, а один из «хейнкелей» I/KG100 пострадал на 20% при рулежке на собственном аэродроме.
Потери советской стороны оказались большими. «Мессершмитты» сбили «ишачок» Кособьяна, который получил серьезные ранения. Другой подбитый И-16 лейтенанта Николаева разбился при приземлении. Пилот погиб. Вечером на глазах у аэродромной команды пара «мессершмиттов» из II/JG77 сбила перелетавший на Кавказ для ремонта ДБ-3 капитана Разумова. Но гораздо более тяжелая утрата была понесена в этот день в море. Вечером немецкая разведка обнаружила в море конвой, куда входил танкер «Михаил Громов» (836 брт), тральщики «Т-411», «Т-412» и четыре сторожевых катера. Такое слабое охранение объяснялось весьма просто — 28 мая командование ЧФ приняло решение из-за «усилившейся опасности для кораблей флота в Севастополе вследствие захвата противником инициативы в воздухе и непрерывного патрулирования немецкой авиации над главной базой» использовать для конвоирования быстроходных транспортов и танкеров базовые тральщики и сторожевые катера, в то время как «эскадренные миноносцы лучше оставлять для конвоя у Кавказского побережья». Но разве могли тральщики и катера, на которых практически отсутствовала зенитная артиллерия дальнего боя, отражать массированные налеты торпедоносцев? Они помешали прицельно сбросить бомбы 11 «юнкерсам», но оказались бессильны против десятки «хейнкелей», атаковавших судно с обоих бортов. Судно получило попадание торпеды в носовую часть, которое сразу же вызвало пожар и серию взрывов. Спустя час танкер переломился надвое и затонул. Войска СОРа недополучили 745 тонн авиационного и автомобильного бензина. «Громов» стал последним танкером, который командование ЧФ пыталось провести в Севастополь. С этого момента для доставки горючего использовались только подводные лодки. Бензин закачивался им в топливно-балластные цистерны, откуда через неплотные соединения бензиновые пары проникали внутрь прочного корпуса. При многочасовом движении в подводном положении запах начинал буквально дурманить моряков, делая почти невозможным несение вахты в прилегающих к топливным цистернам отсеках.
