И королева подобные разговоры сильно не одобряла, а уж Михайла…
Прикажет — и сиди, пан ясновельможный, годика три у себя в поместье. Запросто. Он‑то на королеву надышаться не может, даром, что тоже русская. Зато детей родила!
Первого мальчишку, здоровенького да крепкого, второго тоже мальчика… король аж светится.
Одним словом, недовольство хоть и было, но хорошо замаскированное. Так, что найти было сложно. А Михайла занимался укреплением королевской власти.
В том числе и… несчастными случаями.
Увы…
Позволить себе прямо осудить некоторых панов он просто не мог. Слишком сильные кланы за ними стояли, слишком много у них было власти. Обязательно воспротивились бы.
Но вот стравить их друг с другом?
Вполне!
Например, два пана поссорились из‑за прекрасной панны, подрались на дуэли и один убил второго. Ничего, казалось бы, страшного, бывает. Но вот если потом победителя находят со стрелой в спине, или кинжалом в горле, да еще все указывает на месть со стороны родственников убитого, да еще сплетнями чуть подогреть… и как тут не сцепиться?
Паны дерутся, король вытирает слезинку платочком и грустно замечает, что надобно бы навести порядок. Нельзя ж так, чтобы благородная дуэль перерастала в подлую месть. А потому…
Кого в монастырь, кого в дальнее поместье, кого оженить или там замуж выдать! И ведь все согласны!
Защищают‑то невиновных, а коли человек проштрафился, да еще так? Тут никто в благородные защитники не полезет, себе дороже получится…
Примерно то же самое происходило на Руси.
Жестоко? Бесчеловечно?
Ну, это еще как посмотреть. По мнению Софьи, одна вовремя прибитая сволочь избавляла множество хороших людей от кучи неприятностей. Вот и…
Самые умные кое‑что понимали, только вот кто и что мог сделать? Суть власти — сила и деньги. Первое — было. Второе — прирастало.
А дружба Руси и Польши сулила смутьянам множество проблем. Ведь коли и удастся Михайлу Корибута одолеть, так шурин его не спустит. То есть спустит, но шкуру.
В Европе, кстати, тоже было неспокойно.
После трагической гибели Вильгельма Оранского, Кельн, Мюнстер, Испания и Франция с остервенением накинулись на потерявшие правителя Нидерланды, выдирая из них жирные куски. Особенно лютовала Испания, которую уже несколько раз шугали из Нидерландов.
Второго такого таланта, как Вильгельм, не нашлось. И сейчас за освободившийся трон соперничали Гогенцоллерны, Габсбурги и Бурбоны. Остальных в расчет не брали.
Впрочем, французам это не помешало оттяпать себе Брюгге и Гент, вне зависимости от исхода войны.
Яков, хоть и пытался помогать Нидерландам, но что он мог сделать?
Сыновей у него не было, а посадить туда дочь? Смешно!
Генеральные штаты же… нет, свою страну любили все, но свой карман дороже сердцу. А потому речь сейчас шла о том, кто даст больше и кому продаться выгоднее. Все отлично понимали, что после смерти Вильгельма Оранского другой фигуры подобного масштаба просто не имеется. Некому взять власть, некому встать во главе… хотя Франция…
Убили‑то его проклятые французы…
В представлении Генеральных штатов это означало, что Людовику придется заплатить намного больше, чем остальным кандидатам.
В представлении обычных голландцев — что оный Людовик, хоть и трижды король — солнце, но светить спокойно ему не дадут. Из бунтов не вылезет.
В представлении Софьи…
Пока в Европах заварушка, им не до Руси. Так что есть время решить проблему с Китаем и как следует освоить Сечь.
Если повезет — закрепиться на Амуре так, чтобы не свернули и конкретно навтыкать маньчжурам. Чтобы не думали, что на Русь можно приходить незваными. Опять же, Япония…
Чем ругаться с ними за Курилы всю дорогу, лучше сразу натравить на них Чжэн Цзина? Пусть пиратствует всласть?
Если князья докажут свою независимость маньчжурам, а они докажут с ее помощью, то куда‑то ж человеку надобно будет направить свою энергию?
Пусть направит ее так, чтобы было выгодно Руси. А они помогут… почему нет?
Конечно, надобно быть очень осторожными, чтобы в итоге все против них не обернулись… но вряд ли.
Сидит себе Русь смирно — и пусть сидит. Воюет?
А с кем?
С турками? Так они всему христианскому миру поперек шерсти.
С Китаем?
И кому какое до них дело? Это далеко и неправда! Главное, что Русь не лезет в дела остального цивилизованного мира и не мешает делить Нидерланды. Конечно, эмиссары русского царя вывозят оттуда людей, но сколько тех вывезенных? И кому они интересны во время войны?
Ах да!
Еще Русь торгует!
Тут — да, можно бы встревожиться. Но ведь Русь поставляла на европейский рынок то, чего нельзя было найти. Изящные шубы и палантины из мехов, муфты и шапочки — Софья тряхнула стариной и вспомнила фасоны двадцать первого века — мигом оценили дамы. Рыбку и икорку — мужчины. А остальное… мед, воск, пеньку… вообще‑то ранее это через Архангельск скупали англичане и голландцы. А сейчас все достается европейцам, львиная доля оседала во Франции и Испании — и кто будет этим недоволен? Все равно выходит дешевле, чем покупать то же самое у голландцев.
Так что пусть сидит…
Философия 'гром не грянет, мужик не перекрестится' была свойственна и цивилизованной Европе.
* * *
— Какой же ты у меня красавец стал, Ванечка!
Феодосия с гордостью смотрела на сына. А как таким не гордиться? Красив, умен, царский ближник, доверенный друг, да и царевна за него не просто так согласилась выйти. Хотя последнее…
— Ванечка, ты ее сильно любишь?
— Сонечку? Мам, это не любовь.
Сын смотрел голубыми глазами, улыбался.
— Любовь — это что‑то другое. А я точно знаю, что коли в моей жизни ее не будет, то и жизнь‑то не надобна станет.
Феодосия приложила руку к щеке. И, наверное, впервые пожалела о том дне, когда на ее пороге появились царские дети со своей теткой.
— Ох, Ванечка.
Сын словно прочитав ее сомнения. Улыбнулся.
— Мам, не надо бояться. Я в Сонечке больше, чем в себе уверен. И в Алешке тоже.
Феодосия покивала. А ночью, поговорив с Матюшей, который так и оставался при ней, решилась идти к царевне.
Софья приняла ее сразу — и минуты ждать не заставила. А Феодосия только что глаза раскрыла от удивления.
Девичья светелка?
И что там должно быть?
