А потому дом Павлу готовился аккурат с того времени, как он еще во Францию отъезжал. И не только ему…
С Павлом приехало еще два десятка французов, но тем такой роскоши не досталось. Не заслужили покамест. И дома им достались один на две — три семьи, сами потом отстроитесь. И со слугами, конечно, вопрос. Но тут уж по справедливости. Сначала докажи, что ты полезен, потом поговорим и о награде.
— Еще как доволен, боярин.
Поль смотрел, как его семья осваивает новый дом. Дети с радостным визгом носились по комнатам. Мать и отец не верили, что это — им, жена оглядывала все уже хозяйским взором, приглядываясь к слугам. А он… Он был горд хорошей такой, чисто мужской гордостью, которая брала свое начало еще из древних времен! Как же!
Кормилец. Добытчик! И пещеру нашел, и мамонта убил… Поль об этом так не думал, да разве в том дело? Сейчас ему было просто приятно. И Ромодановский смотрел, как светловолосый мальчишка показывает дом его семье, бойко тараторя по — французски, знакомит со слугами…
Видимо, один из царевичевых ребят.
— Ну, тогда сегодня принимай хозяйство, а завтра, благословясь, и в порт. Да и на верфи…
— Тут со мной люди приехали…
— И?
— Жан — Люк корабел отменный, почитай, у них вся семья в том. Из поколения в поколение предается, Пьер штурман не из последних, Жано боцманом ходил, пока не покалечили…
— А здесь он, калечный…
— Обучить людей может. Поверь, боярин, не последних людей взял, лишними не окажутся.
— Ну… коли так, пусть завтра тоже на верфи приходят. Сегодня их кое‑как разместили, а завтра посмотрим, кого к какому делу пристроить. К тебе сегодня парнишка заглянет, расскажешь ему?
— Как прикажешь, боярин.
Ромодановский усмехнулся. Прикажешь…
Он‑то на суше, да Поль на море. Им вместе работать надобно, чтобы лучше было. Сам Ромодановский отродясь кораблей не строил, позарез мастера надобны. И коли Павел понимает, что им плечом к плечу стоять — лучшего и просить нельзя.
— Приказывать нам обоим государь будет, а он уже распорядился. Флот строить, моряков обучать, пусть по Азовскому морю плавают, опыта набираются, с турками торгуют…
— Будем обучать. Пусть сначала в лужице поплавают, потом и в море выйдем! Никто со штурвалом в руках не рождался, справимся!
— Царь обещал еще голландских мастеров вскоре прислать…
— Это дело! Голландцы ребята хорошие…
— Хорошие‑то хорошие. Но они сюда от войны пришли. Предупреди своих людей, случись что — карать буду без пощады.
— Так и ты своих предупреди, — парировал Поль.
— Они уже знают. Ни им снисхождения не будет, ни твоим, сам понимаешь. Здесь все пока еще хрупко, не ровен час рассыплется — царь с нас головы снимет.
Царь… да уж, Мельину сложно было представить белобрысого мальчишку в роли царя. Но — у каждого свой крест.
— Тяжко ему теперь…
Ромодановский понял, взглянул остро.
— Бог не спрашивает, но каждому дает по его силам.
Мельин перекрестился — и вдруг понял, что воспринимает Ромодановского почти как своего, как католика. А что?
Богу‑то виднее…
Да и то сказать, среди приехавших и протестанты есть… так что ж теперь? Коли и плотники, и корабелы отменные?
Но поговорить он еще раз со всеми поговорит. Да, и еще…
— С нами пастор Симон приехал. Ему бы с тобой поговорить, боярин…
Ромодановский чуть нахмурился, но на такой случай уже были ему даны инструкции — и жесткие. А потому…
— Это не со мной беседовать надобно. С батюшкой Михаилом.
— Боярин?
— Ну да. Пусть завтра приходит в церковь — и обсуждают, как лучше. Где помещение найти, как службы организовать…
— Но… не против ты…?
— Павел, — Ромодановский смотрел серьезно, — никто вас от веры отрешать не собирается. Со мной государь говорил, объяснил, что христиане всегда других христиан поймут. Никто никому препятствий чинить не станет. Но! Коли увижу я, что твой пастор к розни призывает, клин между людьми вбить пытается — повешу безжалостно! Не за веру, но за принесенные распри. Не до них нам сейчас. Так и людям объявлю, мол, смутьян. И католический падре так же добром принят будет. Но коли глупости вроде ваших, французских начнутся, уж не обессудь. Варварство какое — мертвым спокойно лежать не давать из‑за того, что вы псалмы читаете по — латыни, а они по — французски. Мы вот, православные, точно знаем, что вы заблуждаетесь, так ведь силком вас в храм не тащим.
Павел хотел было возмутиться, но понял, что последние слова явно были шуткой .
— Ну, боярин…
— Так уж давненько боярин… Ум — от не шапкой определяется. Так завтра, после заутрени ждать буду, тогда все и обсудим? Корабли, матросы… с дороги сложно. Сходи покамест в баньку, чай, уж часа три как протапливают.
— Приду, боярин.
Ромодановский раскланялся да и пошел со двора. Вслед за ним ушел и паренек, и стражники… и Павел остался один на один со своим новым домом. Сбил шапку на затылок, оглядел высокие окна, трепещущие в них занавеси… дворец! Такой дворянину впору! Хотя он и есть сейчас…
И кивнул родными.
— Пойдемте пока, я вам баньку покажу. Самое лучшее, что у турок есть…
Сияющие глаза жены, детей, родителей были ему наградой. Эх… так вот и нехристей поблагодаришь. Не возьми они его в плен на галеры, не выручили б его русичи, не стал бы он адмиралом!
Обязательно им благодарность вынесет! Ядрами, и побольше, побольше… как тут говорят — для сердечного дружка…
И свечку сходит поставит. Обязательно.
1675 год.
— Сонечка, ты уверена?
— Алешенька, вроде как время удобное. Покамест ни с кем не воюем…
Алексей плутовато усмехнулся.
Ну да. Воевали не они, воевали за них, а это намного приятнее. Тайными путями в три княжества шли оружие, боеприпасы, деньги…
Посольство было отправлено чуть ли не год назад, причем тайно. Никакой известности, караванов, пышности — чуть ли не ночью пробирались в три княжества. По земле, по воде…
И — да. Пообещали свою поддержку.
Князья, конечно, понимали, что это не из добрых чувств к ним, но если тебе протягивают руку помощи, грех не принять?
Обычаи у маньчжуров своеобразные, попади они в плен, им сильно повезет, коли умрут. Сразу. А то ведь можно и несколько дней помирать. Мечтать о смерти — и не получить ее.
Еще как можно.
Получив же поддержку князья сильно оживились и принялись теснить маньчжуров. Благо, у тех тоже положение было не бог весть какое. Они воевали с монголами, народу все надоело, так что…
