— Лешенька, это папа. То есть — самый мощный человечище всея Европы. Глыба, я бы сказала.
Софью ситуация откровенно забавляла, а мальчишки злились.
— Да будь он хоть папой, хоть мамой! Каз — зел!
Софья умилилась интонации, с которой Иван произнес это слово. Вот уж стоит ли ужасаться, или смеяться, но кое — какие привычки вылезли здесь. Из двадцать первого века вылезли.
Но ведь и правда — козел!
Его святейшество непорочное, папа римский Иннокентий, порядковым номером одиннадцатый, потерял и рамки, и совесть. Хотя вроде бы и папой стал совсем недавно?
И что обидно‑то — мужик неплохой.
Суровый, серьезный, разогнавший всяких родственничков и знакомых, прихлебателей и лизоблюдов. И начавший постепенно закручивать гайки для кардиналов.
Софья одобряла эту его инициативу. А вот другую…
Кеша, в миру вообще Бенедикт Одескальки, еще до своего избрания конфликтовал с Людовиком Французским. И сейчас Король — Солнце пошатывал под ним трон.
Ой, пошатывал.
Подумаешь — папа. Да у нас французские короли таких вертели, как хотели. И не раз вертели!
Ты его отлучишь, а он с войском в гости — и копьем к пузу в качестве аргумента. Случалось, знаете ли. А то, что пару — тройку сотен лет тому назад, так это неважно. Старые традиции — хорошая штука! Всегда вспомнить можно.
Опять же, даже вспоминать иногда ни к чему. Турки поработают. А мы либо их поддержим, либо вам ножку подставим — как удобнее будет. Поспособствуем.
Так что Бенедикт в чем‑то даже обрадовался.
Вроде бы ситуация сложная. Русский царь, при посредстве императора Священной Римской Империи сватается к дочери португальского короля. Совет да любовь?
Ну да…
Так невеста‑то католичка. А царь… а он — кто?
Православный?
Неубедительно. Это почти что и не христианин. Псалмы читают на варварском языке, реформы какие‑то проводят, да и к тому же…
Софья не зря старалась. Слухи о ее проклятии поползли, что та квашня. Липкие, раздувающиеся, самые разные…
Царевна прокляла иезуитов…
Полоцкий проклял царевну…
Царевна весь орден пообещала раздавить, и царь ее в том поддержал…
Правды там было маловато, ну так откуда ей взяться в слухах и сплетнях? Зато подробностей… чуть ли не до того, что царевна кровь у Симеона из горла пила. Софья только посмеивалась. Пусть боятся, меньше проблем будет. Хотя основная часть и не боялась. Ну подумаешь там — дохлый иезуит? А чего это он на эшафоте оказался?
Царя убил?
Аааа… простите, такое и в цивилизованной Европе не одобряется. Там такого, неодобренного, много. Мытье, учение, цареубийство…
И те слухи доползли до папы римского. И сейчас Климент требовал от царевича, во — первых, удалить от себя сестру — ведьму. Во — вторых, пустить на Русь иезуитов.
Это — для начала, потом еще что‑нибудь попросить можно. А то ведь принцесса пока хворает…
— Соня, ты к этому недостаточно серьезно относишься, — Алеша смотрел задумчиво. — Они ведь… и правда тебя ведьмой считают.
— И пусть считают. В Европу я не поеду, а на Руси меня не достанут. А вот ответить стоит. Знаешь что, братец, а давай‑ка мы напишем ответ Кеше?
— Выкладывай? — Иван отлично знал жену и понимал, что такое шкодное выражение ее лица…
— Маркиза де Монтеспан. Ля Вуазен. Аббат Гибур.
— И?!
— Черная месса.
— Что?!
— Как!?
Софья усмехнулась, мысленно поблагодарив 'Анжелику'. К чему тут история, когда эту книгу, наверное, половина России читала, а вторая — фильм смотрела?
— Эта компания служит черные мессы. И проводит их аббат Гибур. Маркиза молится о том, чтобы удержать короля. А проходит это под чутким руководством Катрин Монвуазен. Или ля Вуазен, как‑то так. Можем написать папе и поинтересоваться, чем ему не угодила я. Тем, что пресекла бесчинства такого же 'аббата'?
— Соня, но откуда?!
Алексей лишний раз убедился в гениальности сестры. Царевна невинно пожала плечами.
— Алешенька, ну мы ж не просто так посольства рассылаем?
— Но узнать такое?!
— Мы вкладывали дикие суммы в обучение наших людей. Вот тебе и отдача.
Софья даже сильно не лгала. Она умолчала лишь о том, что сама дала задание своим ребятам. Указала кто, что, как… им оставалось только добыть доказательства — эх! Где ты, фотоаппарат!?
Хотя над его аналогом работали в Университете. Камера — обскура, нитрат серебра, кто не баловался фотоделом в Советском Союзе? У Софьи в общаге таких 'любителей' десятка два было, они даже у коменданта комнату отвоевали, чтобы фотки проявлять!
Сэр Ньютон воспринял идею с восторгом. Как и дряхлый уже Глаубер… Пусть пока получался театр теней, но профили‑то были узнаваемы!? Дайте время, мы такое фотодело развернем!
И доказательства были. Показания свидетелей, пара писем… все хранилось у Софьи в отдельном ящичке. Снять копии — и отправлять.
Пусть Кеша подумает над тем, что у него в Европах творится. А Симеона… а вот на это его и спишем. До Руси далековато, то ли он украл, то ли у него украли, но шуба‑то была!
А что до иезуитов — да не пускать их сюда, и точка!
— Не пускать — нельзя.
Софья потерла лоб.
— Можно. Но лишь с принцессой. Вот Изабелла приедет — тогда и иезуитов милости просим. А нет, так у нас народ дикий. Мы не католики, мы не гугеноты, мы православные, мы и в морду дать могем. Оглоблей, например.
— Злая ты, Соня, — муж явно шутил. Но все‑таки…
— И как ты с ней уживаешься? — Алексей тоже принял озадаченный вид.
Царевна зашипела гадюкой.
— Что? Не нравится?! Вот уйду от вас — и уеду к Людовику! Шикарный мужчина! Отобью его у маркизы, отмою за полгодика — и будет мне счастье. Да какое! Вшивое, блохастое… мечта женщины!
— Да давай я тебе здесь блох со вшами насобираю, — от доброй души предложил братик. — Или тебе заграничные нужны?
— Уууу… злыдни. Так пишем?
— Пишем!
* * *
Илона Зриньи молча смотрела на мужчину напротив. А Имре, наоборот, излагал свои соображения.
То есть — они у них были одни на двоих.
У него есть люди.
У Илоны — земли и деньги.
Ему нужно преумножить, ей — сохранить.
У него нет детей, у нее двое, и если она сейчас не выйдет замуж, то может получить впридачу к детям опекуна. Или их вообще могут отнять. Официально она подданная Леопольда, а как тот относится к дочери Зриньи, родственнице Франкопанов и жене Ракоци… ну, для него хуже только сочетание — жена Вельзевула, родственница Люцифера и дочь Сатаны.
