По лицу Кэрол пробежала тень. Она положила руку на его ладонь.
– Возможно.
Он знал, как ее волнует, сможет ли она наконец забеременеть. Они сотни раз обсуждали это. То, что у ее матери были с этим проблемы, вовсе не означает, что Кэрол ждет то же самое. Все врачи, с которыми она советовалась, в один голос утверждали, что у нее нет причин беспокоиться, но Джим знал – эта мысль гложет ее.
И его тоже. Все, что тревожило Кэрол, еще в большей степени тревожило его. Джим любил ее беззаветно, иногда до боли. Он знал, что это звучит как литературный штамп, но порой, глядя на нее, когда она читала или делала что-то на кухне, не замечая его взгляда, он чувствовал настоящую боль в сердце. Ему хотелось только, чтобы она была такой же счастливой оттого, что он принадлежит ей, как был счастлив он, зная, что она принадлежит ему.
Этого не купишь за деньги, но наследство даст ему по крайней мере возможность одарить ее всем, что она захочет, дать ей жизнь, которой она так заслуживает. У него самого есть все, что ему нужно, как бы банально это ни звучало. А Кэрол... и все-таки деньги не помогут приобрести то, чего она желает сильнее всего.
– И даже если у нас не будет своего ребенка, – сказал он, – можно взять из этого приюта.
Она лишь рассеянно кивнула в ответ.
– Во всяком случае, – снова заговорил он, – работу в больнице, раз она тебя так угнетает, ты сможешь оставить. Не надо будет надрываться.
Она лукаво улыбнулась.
– Не заносись слишком далеко в своих надеждах. При нашем везении на оглашении завещания в очереди окажется тысяча других «сыновей».
Джим рассмеялся. В Кэрол говорила ирландка. На всякое белое облачко обязательно должна быть черная грохочущая громом туча.
– Билл поступил очень мило, предложив заняться поисками документа для тебя, – сказала Кэрол через некоторое время. – В особенности если учесть, что мы не пришли на церемонию его посвящения в сан.
– Ради Бога, у тебя же был аппендицит!
– Это знаем мы с тобой, но знает ли он? Я вот что имею в виду: Биллу известно, как ты относишься к религии, и он мог решить, что мы придумали предлог, чтобы не приходить на посвящение. Может быть, он обижен. Мы ведь не виделись с ним много лет.
– Он выше этого. Просто заговорило твое ирландское чувство вины.
– Что за глупости!
Джим улыбнулся.
– Верно говорю. Хотя ты была в больнице, ты чувствуешь себя чертовски виноватой, что не пришла на посвящение его в сан.
– Отличный выбор слов и сочетание выражений, Джим!
5
Билл торопливо шел обратно в комнату для собеседований, сам не понимая, почему он так торопится. Ему нечего им сказать. Он искал только час, но был уверен, что просмотрел все самым тщательным образом.
Значит, это из-за Кэрол?
Она очень хороша, что верно, то верно.
Волосы она теперь носила длиннее, чем раньше, и без завивки, но лицо осталось прежним – тот же вздернутый острый носик, тонко очерченные губы, тот же яркий естественный цвет лица.
Что же, значит, он спешит, чтобы снова увидеть ее?
Не похоже. Она была увлечением мальчишеских лет, этапом на пути его взросления. Все это позади, с этим покончено.
Тогда откуда это настойчивое желание поскорее вернуться туда, где она ждет?
Войдя в маленькую комнату, он отбросил этот вопрос. Он обдумает его позже.
– Сожалею, – сказал он, опускаясь на стул. – Ничего не смог найти.
Джим стукнул себя кулаком по бедру.
– Черт побери! Ты уверен?
– Я стал искать примерно начиная с записей за три года до того, как тебя оставили здесь, и внимательно просмотрел данные за каждый последующий год. Фамилия Хэнли мне ни разу не попалась.
Джим, по-видимому, не был удовлетворен. Билл догадывался, что у него на уме. Он, вероятно, искал способ деликатно выразить сомнение в том, возможно ли за час с лишним внимательно просмотреть документы за три десятилетия.
– Прошло так много лет, Билл, я просто не уверен...
Билл улыбнулся.
– Много лет, верно, но вовсе не много пожертвований, к сожалению. Кроме того, фамилия Хэнли не встречается ни в одном из наших указателей; ее нет и в списке наших корреспондентов. – Увидев, как сник Джим, он добавил: – Но...
– Что «но»?
– Но ровно через десять дней после того, как тебя подкинули, приют получил анонимное пожертвование в десять тысяч долларов. Грандиозная для того времени сумма.
– Не пустячная и в наши дни, скажу я тебе, – проговорил Джим, оживившись. – Анонимная, говоришь? Насколько необычно получить такую сумму анонимно?
– Ты что, шутишь? Даже сегодня мы иной раз получаем анонимно только двадцать пять или пятьдесят, редко сто долларов. А обычно все жертвователи хотят получить расписку для предъявления в налоговую инспекцию. Пятизначная цифра анонимного пожертвования, не учтенная при льготах на налоги, это просто неслыханно!
– Деньги во искупление вины, – сказал Джим.
Билл кивнул.
– Тяжкой вины.
Билл взглянул на Кэрол. Она не сводила с него глаз. Почему она так на него смотрит? Он почувствовал какую-то неловкость.
В этот момент у двери из холла появился почтальон. Он протянул конверт.
– Вас не затруднит расписаться здесь, святой отец? Письмо заказное.
Билл взял конверт, положил его на стол и стал расписываться на квитанции. Когда он обернулся, то увидел, что вплотную к нему стоит Джим и держит конверт в руке.
– Посмотри на обратный адрес! Флетчер, Корнуолл и Бутби! Та же адвокатская фирма, что связалась со мной! – Он пододвинул конверт к Биллу. – Вскрой его!
Билла заразило нетерпение Джима, он разорвал конверт. Пробежав глазами поразивший его текст письма, он протянул его Джиму.
– Они просят, чтобы приют прислал кого-нибудь на оглашение завещания Хэнли.
Джим взглянул на письмо и усмехнулся.
– Такое же, как получил я. Я знал! Все сходится! Давайте отпразднуем. Я угощаю ужином! Что скажешь, Билл?
Билл взял у него письмо и покачал головой.
– Извини, я не могу сейчас уйти. Может быть, в другой раз.
Отчасти это была правда. Отца Энтони сейчас нет на месте, и он, Билл, не может оставить мальчиков без присмотра. Конечно, если хорошенько постараться, он нашел бы кого-нибудь себе на замену, но почему-то был рад предлогу отказаться. Билл чувствовал, что его преследует настойчивый взгляд Кэрол.
Вот и сейчас, глядя ему в глаза, она проговорила:
