Через полковника Лофлина мы привлекли армейского уролога для иссечения под местной анестезией кусочка моего левого яичка. (Он также перевязал беспокоившую меня вену семенного канатика, так что, с его точки зрения, вся эта процедура была не бесцельной.) Дерр взял иссеченную ткань и отобрал сперматоциты первого порядка. Помещенные в питательную среду, они оставались живыми и активными, и мы могли перейти к следующему этапу работы.
Пришло время найти инкубатор – женщину, которая примет подготовленную нами яйцеклетку и выносит ребенка.
Дерр и я сочли, что она должна отвечать следующим требованиям: быть молодой, здоровой, незамужней и с безупречно регулярным менструальным циклом. И непременно негритянкой. Как я уже упоминал выше, этот последний критерий не определялся расистским предубеждением. Он опирался на продуманное научное соображение. Мы планировали ввести диплоидное ядро одного из моих сперматоцитов первого порядка в человеческую яйцеклетку и затем поместить ее в матку женщины. Мы должны были быть уверены, что рожденный ребенок (если все пойдет, как мы надеемся) действительно появится из клетки, которой мы манипулировали.
У меня был безупречный белый генотип. Мои родители приехали с Британских островов в конце прошлого века, и я сомневаюсь, чтобы они до того даже видели негров, не говоря уж о половой связи с кем-нибудь из них. Поэтому, если через девять месяцев наша мать-инкубатор родит мальчика даже с намеками на негритянские черты, мы сможем быть уверены, что у ребенка нет моего генотипа. (Если родится девочка, она тоже, по определению, не будет нашей.)
Хотя нельзя говорить о полном совпадении, мы делали с человеком то же самое, что прежде с лягушками, когда мы только начинали исследования, вводя генотип альбиноса в яйцеклетку зеленой лягушки. Точно так же, как белый головастик доказывал наш успех с лягушками, чисто белый мальчик от негритянки должен был подтвердить наш успех с человеческим генотипом. (Согласен, что можно столкнуться с очень редким исключением, но нам приходилось мириться с тем уровнем контроля, который имелся в нашем распоряжении.)
Доказав, что можем этого достигнуть, мы будем готовы сообщить о своем успехе правительству. Военное министерство тогда сможет приступить к поискам мужчины, который даст генотип для будущего американского суперсолдата.
Найти женщину было предоставлено мне. И на это имелась убедительная причина. Когда мы начали работу над проектом «Генезис», я стал вести поистине целомудренный образ жизни. В нем не было места для секса – проект, только проект! Да, но до этого я был настоящим сердцеедом, жуиром, светским человеком. Я имел множество друзей во всех слоях общества, знавших, что независимо от того, где и когда они устраивают вечеринку, можно рассчитывать, что Род Хэнли появится там. Меня знали в самых шикарных ночных клубах и в низкопробных дешевых барах. Я был знаком с людьми, поставляющими женщин, готовых за деньги почти на все что угодно.
Так мы познакомились с несравненной Джэсмин Кордо. У меня нет ее фотографии, но, если бы ты мог ее увидеть, ты понял бы, что я имею в виду. Она была потрясающе красивой негритянкой, черной как ночь. А фигура! О женщине с такой фигурой может только мечтать каждый настоящий мужчина. Прямо из болот неподалеку от Нового Орлеана она перебралась в Нью-Йорк и стала популярной экдизиасткой. (Стриптизерка сейчас гораздо более употребительное слово для описания того, чем она занималась на эстрадах ночных клубов на окраинах, которые я когда-то посещал.) Но в связи с дальнейшим углублением Великой депрессии, несмотря на клятвенные обещания Франклина Делано Рузвельта, ей пришлось, чтобы прожить, заняться проституцией.
Мы с Дерром на время облегчили ей существование.
Я знал ее «менеджера», а попросту говоря – сводника, который торговал ею. После того как гинекологическое обследование подтвердило, что у нее нет венерических заболеваний, я убедил этого «менеджера» уступить ее нам на два года. При условии, что он будет получать все это время по тысяче долларов в месяц и не станет задавать никаких вопросов. Он очень охотно согласился. (Если двенадцать тысяч долларов в год кажутся щедрой суммой сегодня, представь себе, как велика она была в начале 1941 года.)
Нам оставалось только уговорить Джэззи, как она себя называла. Мы встретились с ней и объяснили, что нам нужно: она должна позволить нам искусственно вызвать у нее беременность и выносить плод до родов. В течение всего этого срока она будет жить у нас в комфорте и холе, но ни при каких условиях не покидать мой городской дом без сопровождения одного их нас – Дерра или меня.
Понятно, что сначала Джэззи не соглашалась. Она привыкла к активной жизни и по понятным причинам не хотела беременности. Профессиональную стриптизерку кормит ее фигура. Естественно, Джэззи стремилась сохранить ее. Она боялась растолстеть, ее страшила мысль о растянутой на животе коже.
Но и оставаться проституткой она тоже не хотела. Таким образом, поскольку депрессия продолжалась, у нее не было выбора. «Девушка должна что-то есть», – любила повторять она. Мы обещали, что она будет хорошо есть, что мы поможем ей ухаживать за своим телом во время беременности и что, если она родит нам, как мы надеемся, ребенка, она получит десять тысяч долларов.
Джэззи согласилась.
Мы отослали лаборантов, заплатив им вперед месячное жалованье, с тем чтобы остаться одним в городском доме.
Мы были готовы начать.
Процедура предстояла достаточно известная нам и сравнительно простая. Дерр и я «оплодотворим» инактивированную яйцеклетку (см. выше) – извлечем диплоидное ядро из одного из моих сперматоцитов первого порядка и введем его в эту яйцеклетку. Когда мы успешно осуществим три последовательных переноса, мы оставим ее на сохранение до того времени, как у Джэззи наступит овуляционная фаза менструального цикла. Тогда мы положим Джэззи на гинекологическое кресло, чтобы она могла принять нужное положение, затем введем тонкую резиновую трубку в шейку матки и вольем в матку раствор, содержащий три «оплодотворенных» яйцеклетки.
Дальнейшее от нас не зависит. Нам оставалось лишь надеяться, что одна из яйцеклеток дойдет до эндометрия – слизистой оболочки матки – и внедрится в него. Теоретически, конечно, существовала угроза, что внедрятся все три яйцеклетки и Джэззи родит тройню. Но мы не очень-то тревожились на этот счет, понимая, что внедрение даже одной яйцеклетки будет большой удачей.
В первый раз мы осеменили ее в середине декабря 1940 года. В день Нового года у нее начались месячные. Мы сделали новую попытку в середине января, но месячные Пришли точно в срок в конце месяца. И так продолжалось всю зиму до весны. Каждый месяц мы, затаив дыхание, ждали наступления срока месячных, и каждый раз, к нашему разочарованию, они с болями приходили.
Очередной срок выпадал на конец апреля. Наступило первое мая, а месячных не было. Я перестал верить в Бога в восьмилетнем возрасте, но помню, что в те дни молился про себя. Второе и третье мая – по-прежнему ничего. Однако примерно в полночь третьего мая она сильно нас напугала. Она почувствовала усталость и поэтому рано легла. Внезапно дом содрогнулся от громкого вопля ужаса. Мы побежали к ней и, когда увидели, что она буквально согнулась пополам в постели и держится за живот, испугались худшего – выкидыша. Но физически Джэззи была в порядке. Оказывается, ее напугал какой-то страшный сон. Должно быть, он был действительно ужасен: бедняжка дрожала так, что сотрясалась ее кровать. Потребовалось много времени, пока мы в конце концов успокоили ее и она снова уснула. Четыре дня задержки превратились в неделю, потом в две. Джэззи жаловалась, что у нее затвердели груди и тошнит по утрам. Тест на беременность оказался положительным. Джэззи ни на минуту не покидала дом, и ни один из нас не имел с ней половых контактов.
