Всех пленников накормили бутербродами с чаем и велели лезть в подпол. Алла попробовала было возражать, мол, к женщине такое скверное отношение, на что Черкесов мстительно бросил:
– Переживешь.
Закрыв крышку подпола, Андрей велел всем соснуть пару часов.
* * *
Задолго до рассвета пленникам приказали выбираться из подпола. Руки всем по очереди связали, опасаясь бунта, ничего не объяснили, а усадили на заднее сиденье джипа.
Все похитители поневоле, включая Черкесова, собрались в общей комнате, Андрей давал последние указания:
– Черкесов, сядешь тоже назад – ничего, потеснитесь. Назар, ты – вперед, Гриша в багажник. Если удачно сложится и наши противники пойдут на обмен, который мы им предложим, то, когда будем уезжать, Гришаня, тыл на тебе. У меня нет желания получить пулю в спину. В случае чего поливай из автомата по земле или по колесам их машины. Желательно обойтись без трупов, а там – как получится. Поэтому багажник должен открываться изнутри. Подумай, как это сделать.
– Считаешь, они способны расстрелять нас? – спросил Назар.
– А черт их знает! – пожал плечами Андрей. – Если мы получим Лизу, почему бы им не ликвидировать нас всех одним махом? Тем более место пустынное.
– Зачем же ты назначил обмен на Курке?
– Но мы тоже не лохи, – возразил Андрей. – Начнут стрелять в нас, мы ответим, так? В этом случае возможны потери. Я говорю об их потерях. Надеюсь, с нашей стороны все останутся целыми, мы все же кое-что умеем. Короче, ребята, и нам, и им выгодно встречаться в безлюдном месте – либо столковаться, либо немножко пострелять. А потом пусть докажут, что это мы с ними в войну играли. Кстати, мостик там хилый, большого груза не выдержит. Я это к чему: если станут нас преследовать, вряд ли проскочат его.
– Да? – В тоне Назара прозвучало сомнение. – Забыл, как мы проскакивали? Перелетали через совсем хлипкий мостик, а там и река глубже была, и ширина больше.
– Так то ж мы! – самодовольно хмыкнул Андрей. Волновался он сильно, но старался свои чувства друзьям не показывать. – Теперь внимательно слушайте. Когда я свистну на мосту, квартеронец выведет наших пленников, Черкесов останется в машине. Выстроишь пленников около джипа, но ни шагу дальше. А как выстроишь, следи за лицами, малейшее движение мышц запоминай. При необходимости, если подам сигнал, сразу стреляй, но это в крайнем случае. Готовы? Поехали.
Мужчины рассовали «лимонки» по карманам, на шею повесили автоматы.
Черкесов тоже проверил свой пистолет. Наверное, больше всего не по себе было ему. Он вдруг со всей очевидностью понял, что, возможно, жить ему осталось считаные часы. Каждая минута, пролетающая сейчас почему-то слишком быстро, откладывалась в памяти, оставляя предельно яркие впечатления. Внезапно Василию Романовичу пришло в голову, что он любит запах деревни, вопли петухов по утрам, лай собак. Любит вот этот не очень-то гостеприимный дом с тремя парнями, о существовании которых совсем недавно и не подозревал. Любит зиму и подтаявший снег. Он успел полюбить даже постоянную опасность! Хотя зачем сейчас память фиксирует мгновения, которые он никогда не вспомнит? Потому что его, возможно, на рассвете уже не будет. Совсем не будет! Как это понять и принять? Сердце Черкесова отметало безнадежное это «не будет», оно жаждало жить, биться, пусть тревожно, но жить, сколько положено, а не остановиться по воле неизвестного врага. И Черкесов готов был отдать все, остаться бомжем, лишь бы жить. Но будет, как должно быть. Оставалось только ждать.
Вышли во двор, открыли дверцу джипа – пять мужчин заняли все сиденье.
– Господа, возьмите даму на руки, – попросил Андрей.
– У вас оружие? – с ужасом произнесла Алла. – Вы куда нас повезете?
– Домой! – рявкнул Андрей. – Давай залезай. Предупреждаю: чтобы от вас не было слышно ни звука. А то… Я человек нервный, был на войне, имею справку.
– Оно и видно, – буркнула Алла, садясь на колени Савичева спиной к Черкесову. – Ну, Черкесов! Организовал настоящую банду, а прикидывался паинькой. Депутат вшивый! Я теперь знаю на личном опыте, что все депутаты – бандиты!
– И я? – весело воскликнул Бубулин. Казалось, ему одному нравится приключение. – Аллочка, это заблуждение. Садись ко мне на коленки.
– Ах, отстаньте от меня, Прохор Никитич, – буркнула Алла.
– Господи, что за кошмар творится! – возвел глаза к потолку машины Волокуша. – Я хочу знать, что с нами хотят сделать? Я имею право знать…
– У нас здесь нет прав, разве тебе непонятно? – заметила Алла.
– Но нас связали! – не унимался Волокуша. – У них оружие…
– Ты хоть не ной! – рявкнула в его сторону Алла. – Тоже мне, мужик!
– Не затыкай всем рот! – прикрикнул на нее Волокуша.
– Пошел ты в задницу! – огрызнулась она.
– Поговорили? – хмуро бросил Андрей. – Теперь все. Чтобы я больше не слышал ни звука.
* * *
На место они прибыли еще затемно. Джип поставили багажником к мостику. Ждали. Никто не проронил ни слова, лишь Алла пересела на колени к Бубулину, как тот и хотел, – просто у Савичева затекли ноги. На этот раз и Бубулин не шутил – атмосфера в джипе была напряженная. Во-первых, пленников волновало, почему и с какой целью стоят они посреди поля. Во-вторых, вооруженные до зубов Андрей и Назар наводили на них ужас. А в багажнике прятался Гриша – значит, готовилась некая акция, участниками которой предстояло стать абсолютно всем. Но какой акции? В-третьих, похитители не проявляли никаких эмоций, находились в напряженном покое. От всего этого на пленников напала нервная дрожь.
А на местность лег туман. Резкое потепление превратило воздух в завесу, дышавшую сыростью. Постепенно светлело, обозначились серо-черные пятна отдельных рощ, размытых туманом. И тишина надрывала душу. Правда, журчание протекающей невдалеке и почему-то незамерзшей речки нарушало эту гнетущую тишину, но добавляло при том еще больше нервозности.
Алла попросила закурить. Назар достал сигареты, поднес зажигалку. Она связанными руками держала сигарету, давала затянуться Савичеву и Науменко. Вышли покурить Андрей, Назар и Черкесов. Курили молча, поглядывая в сторону, откуда должны были приехать их противники. Каждый думал об одном и том же: вместо мирного обмена те могут открыть огонь.
– Не думаю, что им нужна гора трупов, – сказал Черкесов, угадав, о чем размышляют парни. – Зачем лишний шум? Им нужен только я.
– Может быть, – проговорил Андрей и подался к багажнику, стукнул по нему ладонью. – Гриша, не спи.
– Я не сплю, – чуточку приоткрыл тот багажник. – Не дергайся, командир.
А Черкесов отсчитывал секунды. Как быстро несется время! Вот что нельзя задержать, поймать или присвоить – время. Его не хватает, но его разбазаривают, а оценить потерянное невозможно. Время как бы возвышается над человеческим существом, человек для него не имеет смысла, кем бы он ни был – царем или рабом. Но для человека оно имеет фантастическое значение – в нем истина, потому что это его жизнь. Только человек этого не понимает, а воспринимает время, как воспринимают ветер, жару, других людей, зверей, работу, семью или одиночество. Все это и есть его жизнь. И проносится она в одно мгновение, ведь за повседневной суетой чудится, что времени много. Только в самом конце, на пороге непоправимого, приходит понимание, что потрачено оно, возможно, впустую. Надо было каждый час проживать как последний, думал Черкесов. И тогда, может быть, открылись бы иные миры и ценности, которые не привели бы Василия Романовича в этот час на это место. Да, самое бесценное на свете – время.
