– Прошу повторить мой заказ, – обратился я к все еще разбиравшему мои монеты бармену. – И нельзя ли принести его в сосуде побольше?
– Могу принести вам кувшин, – пробурчал он.
– Отлично… и возьмите тут немного лишнего за свои хлопоты.
– Ну… спасибо.
Настроение бармена и его мнение обо мне, похоже, улучшились, когда он проделал путь к стойке. Я поздравил себя с тем, что не забыл сказанное Эдвиком о чаевых.
– Думаю, будет назойливым указывать, что ты пьешь на пустой желудок, – сухо произнес джинн.
– Вовсе нет.
На сей раз я его опередил и, повысив голос, крикнул бармену:
– Послушайте! Вы не могли бы заодно принести мне немного воздушной кукурузы?
Большинство выложенных за стойкой закусок находилось в накрытых сеткой контейнерах – это исключало их выползание или выпрыгивание. Однако, войдя в бар, я заметил среди этих ужасов корзинку с воздушной кукурузой и специально взял ее на заметку, рассчитывая, что некоторые виды дрянной еды не меняются от измерения к измерению.
– Теперь доволен?
– Я был бы еще более доволен, если бы ты выбрал чего-нибудь менее соленое, – поморщился Кальвин. – Но полагаю, это лучше, чем ничего.
Бармен принес мне кувшин вместе с корзинкой воздушной кукурузы, затем отошел поздороваться с только что вошедшим новым посетителем. Я бросил в рот пригоршню воздушной кукурузы и принялся жевать ее, пока снова наливал себе из кувшина. На самом деле кукуруза была приятной на вкус и вовсе не соленой, что заставило меня пересмотреть свое мнение насчет универсальности дрянной пищи. Но я решил не упоминать Кальвину про это открытие. Он и так уже достаточно суетился вокруг меня.
– Итак, о чем ты хочешь поговорить? – обратился я к нему, заставляя себя не сразу заливать воздушную кукурузу большим глотком из стакана.
Джинн откинулся назад и поглядел на меня, подняв бровь.
– Я вижу, твое настроение улучшилось, но все равно считаю, что это тебе хочется поговорить о том полезном совете Мотылька.
Как только он заговорил, мой пузырь легкомыслия лопнул, и прежняя депрессия обрушилась на меня с новой силой. Я не думая выдул половину стакана.
– Не знаю, Кальвин. Мотылек вызвал у меня большое уважение, я уверен, у него были хорошие намерения, но сказанное им породило в моей голове множество вопросов… тех, которыми я раньше никогда по-настоящему не задавался.
Я быстро опрокинул стаканчик, надеясь, что джинн не заметит, как быстро я выпивал это варево.
– Вопросов вроде…
– Ну, например… Что такое друзья?.. На самом деле? В тех редких случаях, когда затрагивают эту тему, все обычно говорят о том, как хорошо быть нужным. А я не уверен, знаю ли, что это значит на деле.
Каким-то образом мой стакан снова опустел. Я опять наполнил его.
– Чем больше я думаю об этом, тем тверже убеждаюсь, что если ты действительно нуждаешься в друзьях, то это признак либо слабости, либо лени. Тебе нужно, чтобы люди думали за тебя, или дрались за тебя, или еще чего-то в этом роде. То есть делали бы то, что по всем правилам тебе следовало бы делать самому. Вот и получается, что ты – паразит, пиявка, высасывающая силу и щедрость других.
Я поднес ко рту стакан, но обнаружил, что там пусто. Я заподозрил в нем течь и отставил на время в сторону, собираясь потом для пробы наполнить его вновь.
– С другой стороны, если друзья тебе не нужны, то какой от них прок? Друзья отнимают большую часть твоего времени и вызывают сильнейшую головную боль, так что если ты по-настоящему в них не нуждаешься, то зачем утруждать себя, обзаводясь ими? В смысле, если это они нуждаются в тебе, то ты поощряешь их быть паразитами, вместо того чтобы позволить им развивать собственные способности. Не знаю. А ты как думаешь, Кальвин?
Я махнул ему стаканом, обнаружив при этом, что он снова полон. Вот и вся моя твердая решимость. Я понял, что кувшин почти пуст.
– Трудно сказать, Скив, – рассуждал между тем джинн, и я постарался сосредоточиться на его словах. – Думаю, каждый должен сам найти ответ, хотя редко кто даже задается такими вопросами. По-моему, будет слишком примитивно пытаться приравнять заботу о ком-либо к слабости, точно так же как, на мой взгляд, неверно считать, что если мы научимся чему-то у друзей, то они будут контролировать наше мышление.
Он остановился и уставился на мою руку. Я проследил за направлением его взгляда и сообразил, что пытаюсь наполнить пустой стакан из пустого кувшина.
– Я думаю, – вздохнул он, – нам теперь действительно следует вернуться в отель. Ты заплатил по счету? У нас здесь все улажено?
– Был… э… один вопросик, – произнес я, выталкивая слова заплетающимся языком, который внезапно, казалось, обрел самостоятельность в решениях. – Что-то там о деньгах. Я неправильно использовал свои деньги.
– Ради всего святого, Скив! Говори потише!
– Нет, в самом деле! Вот… эти деньги…
Я повозился с поясом и высыпал золото на столик.
– …И я что… счастливый, что ли? Пусть не я… все равно кто… в деньгах, что ли, счастье?
Никакого ответа не последовало, и я поморгал глазами, пытаясь вернуть в фокус Кальвина. Когда тот заговорил, голос его был напряжен, хотя и очень тих:
– По-моему, ты только что кого-то осчастливил, но, думаю, не себя.
Вот тут я и заметил, что во всем баре наступила тишина. Оглядевшись кругом, я с удивлением увидел, как много собралось народу, пока мы болтали. Смотрелась эта толпа малопривлекательно, никто не разговаривал друг с другом и ничего не делал. Они лишь стояли, глядя на меня… или, точнее, глядя на столик, покрытый моими деньгами.
Глава двенадцатая
Чтоб ты лопнул, обжора! Я хочу сказать…
Робин
– Мне… думается, я допустил такти… тактическую… ошибку, – прошептал я с тем достоинством, какое сумел собрать.
– Что верно, то верно, – безжалостно съязвил в ответ Кальвин. – Ты забыл про первое правило выживания: не дразните зверей. Слушай, Скив, ты хочешь просто убраться отсюда или убраться отсюда с деньгами?
– Хочу… мои деньги. – Я был не настолько пьян… или настолько…
Джинн с досадой закатил глаза:
– Этого-то я и боялся. Придется потрудиться. Ладно, в первую очередь убери золото с глаз долой. Думаю, здесь они ничего предпринимать не станут. Тут слишком много свидетелей, и значит, на слишком много частей придется делить добычу.
Я послушно принялся собирать монеты. Мои руки потеряли сноровку, и сунуть деньги в пояс никак не удавалось, поэтому я удовлетворился рассовыванием их как попало по карманам.
В баре больше не царила тишина. Кругом тихо перешептывались, и гул голосов, когда кучки завсегдатаев склоняли головы друг к другу, казался зловещим даже мне в моем состоянии. По сумрачным взглядам в мою сторону было нетрудно догадаться, на какую тему шел у них разговор.
