Впоследствии нам пришлось переменить стоянку, но в настоящее время у нас не было никакого дела, кроме как сойти на берег, познакомиться с туземцами, набрать свежей воды и съестных припасов, чтобы затем снова выйти в море. Тамошние жители были весьма сговорчивы, однако ввиду того, что жили они на окраине острова, скот у них водился в небольшом количестве. Мы решили избрать этот пункт местом для встреч, а сейчас выйти в море и поискать добычу. Происходило это в самом конце апреля.
Мы вышли в море и направились на север, к Аравийскому побережью. То был далекий переход, но так как от мая до сентября ветры обычно дуют с юга и юго-юго-востока, то погода нам благоприятствовала, и приблизительно за двадцать дней мы добрались до острова Сокотра, расположенного к югу от Аравийского побережья и к юго-юго-востоку от устья залива Моча, или Красного моря.
Здесь мы набрали воды и двинулись далее к берегам Аравии. Не прокурсировали мы здесь и трех дней, как я заметил парус и погнался за ним. Но, нагнав корабль, мы обнаружили, что никогда не случалось ищущим добычи пиратам гоняться за более жалким призом: на корабле не было никого, кроме бедных полунагих турок, ехавших на паломничество в Мекку, к могиле пророка Магомета. А на везшей их джонке
[105]
не было ничего, заслуживающего внимания, кроме небольшого количества риса и кофе – и это было все, чем питались несчастные создания. И мы отпустили их, ибо, право, не знали, что с ними делать.
В тот же вечер погнались мы за другой джонкой – с двумя мачтами и несколько лучшей на вид, чем первая. Захватив ее, мы обнаружили, что идет она по тому же назначению, что и первая, но плывут на ней люди позажиточнее. Здесь было что грабить: кое-какие турецкие товары, бриллиантовые серьги пяти или шести женщин, несколько прекрасных персидских ковров, на которых они возлежали, да маленькая толика денег. Потом мы отпустили и этот корабль.
Мы провели здесь еще одиннадцать дней, но не видели ничего, кроме редких рыбацких лодок. Но на двенадцатый день заметили мы корабль. Сначала я даже подумал, что корабль этот английский, но оказалось, что это какое-то европейское судно, зафрахтованное для путешествия из Гоа, на Малабарском побережье, в Красное море, и очень богатое. Мы погнались и захватили его без боя, хотя на корабле и было несколько пушек. Оказалось, что его экипаж состоит из португальских моряков, плавающих под начальством пяти турецких купцов, которые наняли их на Малабарском побережье у каких-то португальских купцов. Корабль был нагружен перцем, селитрой, кое-какими пряностями; остаток же груза состоял главным образом из миткаля
[106]
и шелковых тканей, некоторые из них были очень дорогие.
Мы захватили корабль и увели к Сокотре, но, право, не знали, что делать с ним по причинам, что были изложены прежде, ибо все находившиеся на корабле товары имели для нас малую цену или не имели вовсе. Через несколько дней нам удалось объяснить одному из турецких купцов, что если он согласен заплатить выкуп, то мы возьмем некоторое количество денег и отпустим их.
Он ответил, что если мы отвезем одного из них за деньгами, то они согласны. Тогда мы оценили груз в тридцать тысяч дукатов. После этого соглашения мы отвезли на шлюпе одного купца в Дофар, находящийся на Аравийском полуострове, где другой богатый купец выложил за них деньги, и вернулись обратно. Получив деньги, мы честно выполнили свое обещание и отпустили задержанных.
Через несколько дней мы захватили арабскую джонку, шедшую от Персидского залива к Моче, с большим грузом жемчуга. Мы выгрузили из нее весь жемчуг – он, кажется, принадлежал каким-то купцам в Моче – и отпустили, так как больше на джонке не было ничего, заслуживающего нашего внимания.
Мы продолжали курсировать в тех местах, пока не заметили, что съестные запасы убывают, и тогда капитан Вильмот, наш адмирал, сказал, что пора подумать о возвращении на стоянку. То же говорили и остальные, так как были несколько утомлены почти трехмесячным скитанием взад-вперед, давшим совсем слабые результаты, в особенности по сравнению с тем, чего мы ожидали. Но мне не по сердцу было расставаться так, без всяких прибылей, с Красным морем, и я принялся убеждать товарищей потерпеть еще немного, на что они в конце концов согласились. Но три дня спустя, к великому нашему несчастью, мы поняли, что встревожили побережье до самого Персидского залива тем, что возили турецких купцов в Дофар; теперь этим путем не решится тронуться ни один корабль, следовательно, ожидать здесь чего-то было бессмысленно.
Новости эти меня сильно поразили, и я больше не мог противостоять требованиям экипажа возвратиться на Мадагаскар. Как бы то ни было, раз ветер все еще дул с юго-востока, мы вынуждены были повернуть к африканским берегам, так как у берега ветры более переменчивы, чем в открытом море.
Здесь мы наткнулись на добычу, которой не ожидали и которая вознаградила нас за терпение. В тот самый час, когда приставали к берегу, мы заметили идущее вдоль побережья к югу судно. Оно шло из Бенгалии, страны Великого Могола, но штурманом был голландец, если не ошибаюсь, по фамилии Фандергэст. Корабль был не в состоянии сопротивляться нам. Там были моряки-европейцы, из них трое англичан, а остальной экипаж состоял из индусов, подданных Могола, из малабарцев и тому подобных. Было там еще пять индусских купцов и несколько армян. Кажется, они торговали в Моче пряностями, шелками, алмазами, жемчугом и миткалем, то есть добром, которое производит их родина, но теперь на корабле мало что оставалось, кроме денег, – все осьмерики, а это, кстати сказать, было то, что нам и требовалось. Три моряка-англичанина перешли к нам, то же хотел сделать и штурман-голландец, но купцы-армяне стали умолять нас не брать его, так как больше никто из экипажа не умел управлять судном. По их просьбе мы вынуждены были отказать штурману, но взамен взяли с купцов обещание не делать ему ничего дурного за то, что он хотел перейти к нам.
Этот корабль принес нам около двухсот тысяч осьмериков. Из разговоров мы поняли, что на него собирался сесть еврей из Гоа, который должен был иметь при себе двести тысяч осьмериков, он ехал с целью отдать их на хранение. Но его счастье выросло из его несчастья: он заболел в Моче и не мог сесть на корабль.
К тому времени, когда мы брали корабль, в моем распоряжении сверх судна был только шлюп, так как в корабле капитана Вильмота обнаружилась течь и он ушел на стоянку еще до нас и прибыл туда в середине декабря. Но порт, куда он прибыл, не понравился капитану, и он отправился дальше, оставив на берегу большой крест с укрепленной на нем свинцовой дощечкой, где написал приказ направиться к нему к большим бухтам у Мангахелли
[107]
. Там он нашел превосходную гавань. Но здесь мы узнали новость, надолго задержавшую нас, в результате чего капитан обиделся, но мы заткнули ему рот причитавшейся ему и его экипажу долей из двухсот тысяч осьмериков. Но вот история, помешавшая нам явиться к нему.
