— Священник?
Лизл взяла снимок и принялась рассматривать, а Ренни с тревогой следил за ее лицом, пытаясь отметить мельчайшие признаки, которые подсказали бы, узнает она или нет.
— Иезуит. Как я уже сказал, фото старое. Конечно, сейчас он выглядит совсем по-другому.
— И вы говорите, он живет здесь меньше пяти лет? — переспросила она.
— Мы так думаем. Именно тогда он исчез. Посмотрите хорошенько. Он сейчас может носить бороду или усы. — Ему показалось, что она чуть дрогнула. — Напоминает кого-нибудь?
Лизл поспешно потрясла головой.
— Нет. Никого.
Ренни словно током ударило, когда он сообразил, что она, может быть, лжет. Ее выдавало последнее слово, лишнее и чересчур подчеркнутое. А сейчас что в ее глазах? Неуверенность? Он перехватил быстрый взгляд, брошенный на список гостей. Снимок наверняка напомнил ей о ком-то, присутствовавшем в компании.
— Вы уверены?
— Положительно.
Если бы Ренни был дома, он выпотрошил бы ее, может, дошел бы до того, что забрал ее в участок. Но тут он на нелегальном положении. Если до департамента донесется хоть слабый звон о том, чем он здесь занимается, его ждут крупные неприятности. Так что он встал и сунул список и карман. Протянул руку и забрал у нее фото.
— Благодарю вас, мисс Уитмен. Вы очень нам помогли. Может, мы наконец прихватим этого извращенца.
Она пристально смотрела на него.
— Ваш акцент... Вы сейчас говорите, как уроженец Нью-Йорка.
Черт возьми! Пора кончать.
— И правда. В молодые годы я какое-то время жил в Куинсе. От старых привычек трудно отделаться, правда?
Она ничего не ответила.
— Ну ладно. Мне надо назад в Рейли. Еще раз спасибо.
Ренни поспешил к выходу и легко протанцевал по ступенькам, когда за ним захлопнулась дверь. Где-то на этом листке, что лежит у него в его кармане, стоит новое имя отца Билла Райана. Он подобрался совсем близко. Он нюхом чует.
А когда он найдет его, то потащит назад на справедливый суд. Но сначала заставит расплатиться за все пять лет, которые Ренни провел в ярости на его никчемный побег.
Теперь уже скоро. Совсем скоро.
Раф объявился всего через несколько минут после ухода детектива. Лизл рассказала ему об их беседе, но не упомянула, что фотография священника смутно напомнила ей Уилла. Судить было очень трудно. Священник на снимке так молод и свеж, с прямым носом и лбом без всяких шрамов, и так отличается от Уилла. И все-таки что-то есть. Плюс тот факт, что Уилл работает в Дарнелле меньше трех лет, плюс борода отличная маскировка, если ты в бегах...
Она отбросила подозрения. Беспочвенные. Дурацкие. Уилл — деликатнейший человек. Невозможно представить, чтобы он причинил кому-то вред, тем более ребенку. Кроме того, Уилл близко не подходил к телефону, когда тот зазвонил. Она точно помнит, что видела, как он стоял посреди комнаты.
Но почему Уилл моментально исчез?
Не имеет значения. Она уверена, что при следующей встрече он даст убедительное объяснение. И нечего волноваться, что коп побеспокоит его, — Уилл так твердо отказывался прийти, что она не потрудилась внести его в список гостей.
Раф не стал слушать ее рассуждений о том, почему происшествием занимается полиция штата, указав, что им нет никакого до этого дела и следует обсудить кое-что поважнее.
Однако она приметила, как необычно он тих и задумчив, когда они двигались через город к какой-то таинственной цели.
Уже добрых двадцать минут, если не больше, они сидели в машине у обочины тротуара рядом со стоянкой Медицинского центра графства. Раф молчал, и она обнаружила, что снова думает об Уилле. Почему он вот гак исчез с вечеринки? В тот момент, когда зазвонил этот жуткий звонок. В тот момент ей могла бы понадобиться его помощь.
Хорошо бы найти его и поговорить, но она не встречала Уилла с того самого вечера. Главным образом из-за рождественских каникул. Студенты разъехались, обычная жизнь в кампусе замерла до второй недели января. Несколько раз, заходя в свой кабинет, она смотрела на старый вяз, но Уилла нигде не было видно.
И позвонить ему нельзя, потому что у него нет телефона...
Телефон... нет ли какой-то связи между его отвращением к телефонам и звонком на вечеринке? Но как это может быть?
Единственный способ выяснить — спросить у него самого, а с этим придется подождать, пока они не встретятся снова. А сейчас она замерзла и заскучала.
— Чего мы ждем? — спросила она Рафа в четвертый раз.
— Лица. Лица, которое наметим своей целью. Просто следи за 9 — 12 вон там.
— Что это — 9-12?
— Номер машины. «Порше». Маленькая, черненькая, третья справа вон там, на стоянке.
Лизл разглядела машину, которую он имел в виду. Сверкающая, спортивного типа, двухместная. Словно созданная для больших скоростей.
— Это стоянка для врачей.
— Да. Знаю.
Лизл только собралась допытываться, зачем они тут торчат, когда увидела его. Высокого темноволосого мужчину в ворсистых шерстяных брюках и в пальто из верблюжьей шерсти.
— О Господи! Это Брайан!
— Да. Доктор Брайан Каллаген. Твой бывший муж. Пре красно выглядит. Хвалю твой вкус. Немножко напоминает мне Мела Гибсона. По-моему, он старается подчеркнуть это сходство.
Лизл запаниковала так, что у нее больно перехватило горло.
— Увези меня отсюда.
— Почему? Он тебя пугает?
— Нет. Только я не желаю иметь с ним никакого дела.
— Почему нет?
Лизл не ответила. Что она могла ответить? Она сама точно не знала. Она не видела Брайана несколько лет и особо не думала о нем, с тех пор как встретила Рафа. Но сейчас, увидев, вернулась к тому ужасающему, жестокому моменту у адвокатской конторы. Выражение его лица, презрение в его голосе, слова «Я никогда тебя не любил...»
Вместе с воспоминанием нахлынула боль.
Она не могла снова встретиться с ним, не пережила бы вновь пронизывающего насквозь, жесткого, холодного взгляда. Она оставила тот день далеко позади. Она не может пойти на риск и вновь позволить ему унизить ее. А он на это способен. Она знает, он может взглянуть на нее с тем же выражением и заставить почувствовать себя ничтожеством. А Лизл больше не желает чувствовать себя ничтожеством.
Да. Она боится Брайана. Он ни разу не ударил ее, никогда не причинил физической боли. Ей даже хотелось, чтобы он это сделал. Это она пережила бы легче, чем оскорбления, которые он обрушил на нее в конце их семейной жизни.
— Почему нет? — повторил Раф.
