Шоссе стало заполняться машинами, движение несколько замедлилось.
— Куда это все направляются? — спросила Лизл.
— Тепло, светит солнце, суббота. Куда еще все могут направляться?
Лизл откинулась на спинку сиденья.
— Ну конечно. В «Большую страну».
Грандиозный парк развлечений с комплексом африканского сафари открылся несколько лет назад и быстро стал крупнейшим аттракционом в восточной части штата. Местным жителям нравилось все, что давало новые рабочие места и способствовало экономическому подъему, но дорожные пробки не нравились никому.
— Хотите поехать? Давненько мы не были на сафари.
— Нет, спасибо, — отказалась она, энергично тряхнув головой. — Я не расположена толкаться в толпе.
— Верно, — улыбаясь, сказал он, — я это заметил.
Может быть, у нее обычное женское нездоровье. Наконец они добрались до того места, где обнаружилась одна из добавочных причин затора — заглохший фургон, старенький «форд-кантри-сквайр», точно такой же, какой некогда был у Святого Франциска. Капот поднят, в моторе копается мужчина в джинсах и фланелевой рубашке. Проезжая, Билл заметил полные горя глазенки четырех ребятишек, сидевших позади, откровенную злость и обиду на лице толстой женщины на переднем сиденье, потом проследил за взглядом мужчины, который в замешательстве уставился на мертвый мотор. Было что-то в глазах этого парня, отчего у Билла горло перехватило. Он в один миг прочитал в них все — трудяга, обычно не при деньгах, пообещал свозить жену с ребятишками на целый день в «Большую страну». Случай редкостный. А теперь они никуда не доедут. Буксировка и последующий ремонт, скорее всего, съедят весь запас наличных; даже если нет — день подойдет к концу, и наступит пора возвращаться. Если б в глазах мужчины читалась застарелая злоба или уныние, Билл проехал бы мимо. Но он разглядел в них покорность перед поражением. Еще один шаг назад, к крушению и без того надломленной личности.
Билл свернул в специальный «карман» на скоростном шоссе, остановившись перед фургоном.
— Что вы делаете? — спросила Лизл.
— Хочу помочь этому парню сдвинуться с места.
— Уилл, мне не хочется здесь сидеть и...
— Только одну минуту.
Он поспешил к фургону. Мотор «кантри-сквайр» знаком ему не хуже бревиария
[23]
.
Если поломка не очень серьезная, он исправит ее.
Билл облокотился на крыло и взглянул поверх мотора на парня, который, возможно, был лет на десять — пятнадцать младше его, но моложе не выглядел.
— Заглох?
Парень подозрительно покосился на него. Билл этого и ожидал. Люди склонны поглядывать искоса на предложения о помощи, исходящие от бородатых типов с конскими хвостами.
— Угу. Заглох, когда мы застряли в пробке. Трещит и не заводится. Боюсь, я не очень-то разбираюсь в машинах.
— Зато я разбираюсь. — Билл принялся откручивать гайку на крышке воздушного фильтра, открыл карбюратор и велел:
— Садись в машину и нажми на педаль газа. Один раз.
Парень сделал, что было сказано, и Билл тут же заметил, что дроссельная заслонка не движется. Заело. Он улыбнулся. С этим нетрудно справиться.
Он освободил заслонку, придержал ее в открытом положении и крикнул:
— Все в порядке, давай еще попробуем.
Мотор крутился, прокручивался, но не заводился.
— Так и раньше было! — прокричал водитель.
— Давай, давай еще!
И он завелся. Мотор задрожал, затрясся, взревел, пробудился к жизни, выбросив огромный клуб черного дыма из задней трубы. С этими моторами вечно так. Под хор радостных детских голосов из машины Билл побежал к собственному автомобилю, открыл багажник и вытащил из ящика с инструментами спрей со смазкой. Спрыснул шарниры заслонки, надел крышку, захлопнул капот.
— Вычисти карбюратор и проверь дроссель как можно скорей, — посоветовал он мужчине, — иначе это случится снова.
Парень сунул ему двадцатку, но Билл вернул ее.
— Купи ребятишкам лишний хот-дог.
— Бог вас благословит, мистер, — сказала женщина.
— Не думаю, — тихо сказал Билл, когда они тронулись с места.
Он помахал в ответ улыбающимся детям, высовывающимся из окна, и пошел к своей машине.
— Ну вот, — сказал он Лизл, заводя «импалу», — это не долго.
— Милосердный самарянин, — сказала она, с досадой качнув головой.
— Почему бы и нет? Это не стоило мне ничего, кроме нескольких минут работы, которую я все равно с удовольствием делаю в свободное время, и буквально сберегло для шестерых человек целый день.
Лизл дотянулась и коснулась его руки.
— Вы хороший человек, Уилл. Но вы не должны позволять каждому встречному пользоваться своей добротой. Они сожрут вас заживо, если вы им разрешите.
Билл повернул к очередному выезду со скоростного шоссе, развернулся и снова выехал на дорогу, взяв курс на юг к городу. Его расстроило ее замечание.
— Никто не пользуется моей добротой, Лизл. Я увидел человеческое существо, которое нуждалось в помощи; мне некуда было спешить, и я протянул ему руку. Вот и все. Невелико дело. Я уехал, думая о себе чуточку лучше, и он уехал, думая чуточку лучше о других людях. А глубоко в душе я надеюсь, что связал первое звено некой цепочки — может быть, в следующий раз он увидит кого-то, кому требуется рука помощи, и остановится. Вот в чем дело, Лизл. Все мы варимся в одном котле.
— А почему вам так важно думать о себе лучше?
Вопрос застал его врасплох. Если бы вы только знали, леди.
— Я... я считаю, это всем нужно — чуточку. Я хочу сказать, очень многие не сознают, что могли бы быть лучше или поступать лучше. Мне приятно думать, что я могу изменить что-то. Я не говорю изменить мир, хотя, если подумать, изменяя к лучшему чью-то жизнь, вы тем самым изменяете мир, правда? Ничтожнейшая перемена, но мир — хотя бы какая-то его частичка — становится лучше, когда вы ее производите.
Ему понравилась эта мысль.
— Если вы желаете стать жертвенным агнцем, я уверена, очень многие выстроятся в очередь, чтобы откусить от вас кусочек.
— Но я говорю не о жертве. Я говорю о простых, добрых, братских отношениях, о поступках, подобающих члену команды космического корабля под названием Земля.
— Вы не член команды. Вы командир. Подумайте, Уилл. Способен ли кто-то из них сделать что-нибудь — по-настоящему сделать — для вас?
