Он задумался и устрашился ответа. Кто в целом мире мог помочь ему? Есть ли на свете хоть один человек, который мог бы снова наладить его жизнь?
— Нет, — тихо произнес он.
— Вот именно. Высшие держатся поодиночке. Мы — острова. Нам надо учиться жить отдельно от остальных.
Билл смотрел прямо перед собой на дорогу. «Лизл, не надо стремиться стать островом. Я знаю, что это такое. Я живу на острове пять лет, и это настоящий ад».
Но тут какое-то произнесенное ей слово назойливо засвербило в его мозгу.
— Высшие? Вы говорите «высшие»? Это еще что такое?
И она прогрузилась в пространную диссертацию о «высших» и «прочих», постоянно, где надо и где не надо, используя в качестве знаков препинания фразу «Раф говорит».
— Какая куча элитарного дерьма! — сказал Билл, когда она закончила. — Раф что, действительно верит в этот бред?
— Разумеется, — подтвердила она. — И это не бред. На вас влияют культурные традиции. Раф говорит...
— Не важно, что говорит Раф. А что говорит Лизл?
— Лизл говорит то же самое. Вас, и меня, и многих других приучили не признавать, кто мы такие на самом деле, чтобы нас легче было использовать. Оглянитесь вокруг, посмотрите на мир реально, и вы увидите, что это правда.
Билл уставился на нее.
— Что с вами происходит, Лизи?
Она повернулась к нему с искаженным от злобы лицом. — Не задавайте мне этого вопроса! Мне его вечно родители задавали, и я никогда больше не желаю его слышать!
— Ладно, ладно, — успокоил ее Билл, изумленный этим взрывом, — остыньте. Я вам не родитель.
Он провел остаток обратного пути к городу, пытаясь растолковать ей изъяны в извращенном эгоизме Рафа — эгоист сам по себе плох, но когда он отказывается признавать ценность всех других «эго» вокруг себя, то в результате жертвует не только логикой, но и сочувствием.
Но Лизл ничего не принимала. Она полностью погрузилась в философию Рафа.
Постепенно в душе Билла нарастало глубокое беспокойство.
Что происходит? Такое впечатление, что Раф преображает Лизл изнутри, прямо у Билла под носом.
Понятно, как это случилось. Лизл, столь ранимое и уязвимоесущество, была настоящей клушей-наседкой. Плохое мнение о себе, эмоциональный надрыв — и вдруг появляется необычайно привлекательный молодой человек и сообщает, что она вовсе не клуша, какой привыкла себя считать, а белый лебедь. Немножко любви и привязанности, чтобы облегчить тяжелые переживания после развода, немножко нежности, немножко терпения, и Лизл открылась навстречу. А ему явно недостаточно физического обладания. Он пытается завладеть ее сознанием. И когда защитные барьеры Лизл окончательно рухнули, принялся заполнять пустоты в ее душе, которую воспитатели не позаботились снабдить системой ценностей, стал внушать перевернутую, порочную философию, позволяющую без труда обрести высокое о себе мнение, чего она была лишена всю свою жизнь. Но это ложная самооценка, добытая за счет других. А в ходе работы по перековке Раф стал для Лизл солнцем в окошке; теперь она вращалась вокруг него, и отныне лицо ее всегда обращено к нему, только к нему.
Когда они въехали в город, Лизл попросила Билла высадить ее на стоянке в деловом центре, где оставила свою машину.
— Спасибо за поездку Уилл. Это было грандиозно. Но я хочу поскорей снова свести вас с Рафом. Он вам откроет глаза. Вот увидите — это будет самое замечательное, что с вами когда-нибудь происходило.
Она помахала рукой, повернулась и зашагала к своему автомобилю. Билл ощутил страшную горечь, глядя ей вслед.
«Я теряю ее».
Не тело и не любовь — для Билла это не имело значения, когда речь шла о Лизл, — но ее ум, ее душу.
Раф. Что он с ней творит? Его действия и намерения выглядят почти... зловещими. Впрочем, Биллу, должно быть, затаившаяся паранойя кружит мозги. Никаких дурных замыслов тут нет. Раф просто внушает Лизл свое собственное извращенное представление о мире. Извращенцы всегда так делают.
Но, делая это, он превращает единственного в мире друга Билла в чужого ему человека. И Билл не собирается этого допускать. Лизл слишком невинная, слишком достойная личность, чтобы спокойно сидеть и смотреть, как все хорошее, что в ней есть, вылетает в черную дыру философии Рафа.
Он должен помочь ей вырваться, даже если она не желает вырываться.
Билл знал, что вступает в борьбу с опозданием. До этого самого дня он и не подозревал, что пора начинать борьбу. Но больше в сторонке стоять нельзя.
Первым делом следует разузнать побольше об этом Рафе Лосмаре.
Глава 21
Эверетт Сандерс сидел в одиночестве у себя в кабинете и жевал двадцатую ягодку белого винограда. Сегодня ему не удалось найти ни одного достойного персика, так что пришлось довольствоваться виноградом. Он сложил сумку, в которой принес виноград, и сунул обратно в коричневый пакет с завтраком. Потом уложил пакет в кейс.
Ну вот. Завтрак закончен. Время для сигареты номер шесть. Он закурил ее и потянулся за романом, который читал на этой неделе, — «Наследство Скарлатти» Роберта Ладлэма. Он наслаждался им чрезвычайно, до такой степени, что прочитал вчера ночью значительно больше нормы. Он вытащил из нагрудного кармана маленькую записную книжку. Да, так и есть. Вчерашняя запись. В сущности, когда он закрыл вчера книжку, была выполнена и сегодняшняя норма.
Это ставит Эва в несколько затруднительное положение. Если сегодня во время обеденного перерыва снова взяться за роман, он продвинется еще дальше, и возникнет перспектива остаться в субботу без чтения. Конечно, всегда можно и в субботу начать книжку, предназначенную на следующую неделю — как правило, он впервые открывает ее днем в воскресенье, — но тогда полетит весь график следующей недели, и в будущий уик-энд он столкнется с еще более серьезной проблемой.
Дилемма домино. Вполне вероятно, ее помог бы решить сборник коротких рассказов... оттуда можно выбирать при необходимости, а потом...
Нет. Он любит романы и будет читать романы.
Почему бы сегодня вообще не отказаться от чтения? Сегодня, в конце концов, среда, вечером у него собрание. Если задержаться подольше, можно прийти домой и прямо лечь в постель в обычный час — в 23.30, сразу же после позднего выпуска новостей. Все, что ему сейчас требуется, — найти способ убить обеденное время, и он будет вольной птицей.
Но запасными вариантами на обеденный перерыв он не располагает. Это означает, что образуется свободное время. Эв не любит свободного времени. Оно ему совсем ни к чему. Он знает по прошлому опыту, что, если позволить себе чересчур долго свободно размышлять, мысли могут пойти не в том направлении.
Он испытывал искушение вернуться к терминалу и поработать над статьей для Пало-Альто, но и для этого в течение дня отведен определенный период. Сейчас этого делать нельзя.
