— Что, если я позвоню от вашего имени в телефонную компанию? Я даже могу заплатить...
— Забудьте об этом, Лизл.
Она поняла по его тону, что он желает прекратить этот разговор, но не могла удержаться. Нет телефона... что за глупость. Если только...
— Надеюсь, вы не из луддитов
[6]
? Ну, знаете, враги технологии...
— Бросьте, Лизл, вам прекрасно известно, вы же у меня были. У меня есть телевизор, радио, микроволновка, даже компьютер. — Он посмотрел на нее. — Просто я не хочу иметь телефон.
— Но почему, ради всего святого? Вы не можете мне намекнуть?
— Просто не хочу, и все. Давайте оставим это.
В голосе звучало лишь сдержанное неудовольствие, но его взгляд изумил ее. Прежде чем он отвел глаза, она заметила в них проблеск того страха, который видела раньше.
— Конечно, — быстро согласилась она, скрывая сжигав шее ее беспокойство и любопытство. — Считаем тему за крытой. Когда я услышу, что мою статью приняли, немедленно дам вам знать — с почтовым голубем.
Уилл засмеялся.
— Лучше прямо приезжайте и стучите в дверь. Обещаете?
— Обещаю.
— Что происходит в высших университетских сферах? — поинтересовался он, явно пытаясь увести разговор от телефонов.
— Ничего особенного. Доктор Роджерс устраивает ежегодную пятничную вечеринку для коллег и приглашает меня.
— Он ведь с психологического факультета?
— Да, декан. Вечеринка для их факультета, но поскольку япомогла ему исправить несколько хитрых математических ляпов, которые он сделал за лето, он объявил меня по четным членом. Так что я получила приглашение.
— И, зная вас, я могу утверждать, что вы его отвергли, правда?
— Неправда, — возразила она, вздергивая подбородок и радуясь, что удалось его удивить. — Я решила предстать в полном блеске.
— И правильно. Вам надо больше общаться с коллегами по факультету, вместо того чтобы проводить свободное время с жалким газонокосильщиком.
— Точно. Вы положительно жалкий и в то же время интеллектуально отсталый.
Уилл оглянулся на факультетский офис.
— И профессор Сандерс пойдет?
— Нет. Почему... — начала она и остановилась, сообразив, на что он намекает. — О! Он снова за нами подсматривает?
— Да. Курит послеобеденную сигарету.
Лизл взглянула на окно кабинета Эва на втором этаже. Лица в темном квадрате видно не было, но из форточки с равномерными интервалами выплывали клубы белого дыма.
* * *
Эверетт Сандерс смотрел вниз на Лизл Уитмен с газонокосильщиком, сидевших вместе под деревом. Кажется, они глядят прямо на него. Но это может быть только простым совпадением. Он знает, что, стоя в своем кабинете на таком расстоянии, остается для них невидимым.
Он глубоко затянулся сигаретой, шестой за день, первой после ленча, состоявшего из восьми унций сдобренного горчицей салата из тунца и кусочков холодной картошки и перчика средних размеров. Точно такой же завтрак он приносил с собой каждый день и съедал прямо здесь, за рабочим столом. Он тщательно заботился о питании и очень старался поддерживать баланс. На столе остывала четвертая чашка кофе. Он позволял себе двадцать чашек в день. Понятно, что это слишком, но с меньшим количеством работа идет хуже. И курил он чересчур много. Двадцать сигарет в день — каждое утро открывает новую пачку «Кул лайтс» и докуривает последнюю перед тем, как лечь в постель. Кофе и сигареты — он собирается отказаться от них, но еще не сейчас. Нельзя же от всего отказаться. Может быть, через несколько лет, убедившись, что может себя контролировать, он попытается избавиться от табака.
Он наблюдал за Лизл и опять удивлялся, что за типа она выбрала, чтобы проводить с ним лучшее время. Одна из самых блестящих женщин, каких он знал, тратит обеденный перерыв на болтовню с простым рабочим — у него волосы собраны в конский хвост, подумать только.
Самое поразительное несоответствие, какое только можно вообразить. Что у них общего? Что способен сказать такой человек, чтобы заинтересовать Лизл с ее умом?
Это мучило его. О чем они разговаривают день за днем, неделю за неделей? О чем?
Самым обидным тут было то, что он никогда не узнает ответа на этот вопрос. Чтобы его получить, надо либо подслушать, либо подсесть к ним, либо прямо спросить Лизл, о чем они беседуют. Ни на что подобное он не пойдет. Это просто не в его характере.
Другой вопрос: почему, скажите на милость, он сам тратит время, гадая над столь неуместной загадкой? Какое ему дело, что обсуждает в обеденный перерыв Лизл со своим, верзилой газонщиком? Есть вещи поважнее, о которых ему следует думать.
И все же... вместе они выглядят такими раскованными. Эву хотелось бы чувствовать себя столь же раскованным с людьми. Даже не с людьми — он согласен иметь только одного человека в мире, с которым можно сесть и прекрасно себя чувствовать, с легкостью обсуждая тайны Вселенной и странности обыденной жизни.
Кого-нибудь вроде Лизл. Такой мягкой, такой прекрасной. Ее, может быть, и не назовешь прекрасной в обычном современном смысле, но золотистые светлые волосы так тонки, гладки и шелковисты — хорошо бы, она носила их распущенными, а не заплетала в свою излюбленную косу — улыбка так светла и тепла. Грудь у нее маленькая, и вес лишний, но Эва не занимает внешность. Она ничего не значит. Важен внутренний мир женщины. А Эв знает, что за неряшливой, коротенькой и толстенькой оболочкой скрывается великолепная, изумительная женщина, милая, искренняя, страстная.
Что видит этот разнорабочий, глядя на нее? Эверетт искренне сомневается, что его привлекает ум Лизл. Конечно, он не знаком с этим типом, но вряд ли газонокосильщик разделяет ценностные представления и обладает достаточно глубокой натурой, чтобы увлечься женским умом.
Так что его интересует?
Интимная близость? В этом все дело? Плотские удовольствия? Ну, тут нет ничего плохого, пока это не отражается на будущем Лизл. Будет настоящей трагедией, если это повредит ее карьере. Такой великолепный ум, как у нее, заслуживает большего, чем ежедневная стирка пеленок.
И какое до всего этого дело Эверетту Сандерсу?
«Дело в том, что я хочу быть на его месте».
Как это было бы замечательно. Сделать ее своим другом, помощником, доверенным лицом. Иметь человека, с которым можно разделить хоть несколько часов. Ибо Эверетт знал, что он одинок, и легко примирился с этим. Но одиночество, пусть оно причиняет намного меньше проблем и не столь тяжких, как те, которые он имел в прошлом, со временем может превратиться в непосильный груз, в постоянную, давящую душевную боль.
