— Эв, я не трогала ваших файлов.
Эв не слушал. Он уходил от нее, шагая по мерзлой траве к шоссе. Слова его заглушал шум машин, до нее доносились только обрывки.
— ...Думал, что все держу под контролем... ошибся... дурак... действительно думал, что у меня что-то есть... ничего нет... думал, что могу положиться хотя бы на Лизл... зачем было добивать меня... для чего... не могу больше... не могу начинать все сначала...
— Эв! Вернитесь!
Сначала она думала, что он просто хочет уйти от нее, и не могла упрекнуть за это. Лизл самой не хотелось опять оказаться рядом с ним в машине. Похоже, Эв шел к «карману», чтобы поймать попутную.
Но Эв не остановился в безопасном отсеке. Он продолжал шагать вперед по правой полосе скоростного шоссе.
«О нет! Господи! Что он делает!»
Лизл завизжала, выкрикивая его имя. По слепой и счастливой случайности правая полоса была пуста, и он пересек ее целым и невредимым, но теперь оказался в среднем ряду, куда слева выворачивал грузовик. Лизл услышала гудок, дикий визг тормозов, перекрытый ее собственным диким визгом, вырвавшимся, когда восемнадцатиколесное чудовище смяло хрупкую фигуру Эва. Лизл видела, как он сам кидается под гигантскую груду хромированного металла. И в последний миг перед тем, как на него обрушилась эта груда, он повернулся лицом к ней. На этот миг его измученные, несчастные глаза посмотрели в глаза Лизл, а потом он исчез под решетчатым радиатором грузовика, в алых брызгах.
Лизл стояла в «кармане» и визжала до тех пор, пока голос не оборвался. Приехала аварийная бригада, и кто-то ее увел.
Глава 29
Манхэттен
Мистер Вейер, поднявшийся с первым лучом солнца, громыхал посудой на кухне. Билл даже не подозревал, как проголодался, пока в его комнату не просочились запахи. Яичница, бекон, ржаные тосты, отличный кофе — все самое лучшее за последнее время. Сервировано лично мистером Вейером.
Вейер не стал есть вместе с ними, а собрал поднос с завтраком и пошел за сиделкой в спальню жены. Билл с нетерпением ждал его возвращения, поглядывал на часы, думал о Лизл, гадая, нашла ли она Эверетта Сандерса и что сказала бедняге. Билл знал, что она наверняка рассчитывала на его помощь, но здесь были дела поважнее.
Когда через полчаса Вейер вернулся на кухню, Билл загнал его в угол у раковины.
— Эта женщина, которая может нам рассказать, что происходит, — когда мы с ней встретимся?
Вейер оглянулся на часы на стене.
— Могу позвонить через пару минут. Не хочу рисковать, вдруг ее муж дома.
— Почему?
— Потому, — сказал Вейер, подмигивая. — Миссис Трис и я — мы встречаемся тайно.
Билл поплелся назад, туда, где Ренни смотрел программу «С добрым утром, Америка», гадая, почему он ни от кого не может добиться прямого ответа.
Через несколько минут мистер Вейер просунул в дверь голову.
— Миссис Трис будет через полчаса.
Билл спросил, можно ли воспользоваться телефоном. Вейер посоветовал смело браться за дело. Он почти боялся дотронуться до аппарата, но заставил себя снять трубку и приложил ее к уху. Услышал длинный гудок, и ему вдруг захотелось плакать.
Может быть, все действительно кончено, кончено навсегда.
Он дозвонился до Северной Каролины, узнал номер Лизл и набрал его. Ждал долго, но никто не ответил. Раз ее нет, возможно, она нашла Сандерса и повезла домой. Он попытался добыть телефон Эверетта Сандерса, но его номер не был зарегистрирован.
Оставалось надеяться, что там и без него все в порядке.
Ожидая прибытия миссис Трис, он слушал доносящийся из спальни миссис Вейер голос с заметным акцентом.
— Глен! Глен! Где мой завтрак? Я слышу запах еды! Кто-нибудь принесет мне поесть? Я есть хочу!
Билл покачал головой и услышал, как подошел мистер Вейер и принялся терпеливо объяснять своей Магде, что она недавно позавтракала, а до ленча еще несколько часов.
— Ты врешь! — заявила женщина. — Никто не кормил меня уже целую неделю. Я здесь с голоду умираю!
Билл понял, что за проблемы у мистера Вейера и почему нужна круглосуточная сиделка — болезнь Альцгеймера. И мистер Вейер сразу же превратился из таинственной личности, ревностного хранителя мистических тайн, в человеческое существо, несущее тяжкую ношу.
Но почему она называет его Глен? На почтовом ящике внизу написано имя — Гастон. Он отогнал эти мысли. Может быть, просто прозвище.
Вскоре позвонил снизу швейцар и объявил, что приехала миссис Трис. Через несколько минут раздался стук в дверь, и Вейер открыл ее.
Она стала старше, волосы у нее стали короче, подстриженные по моде, лицо исхудало и покрылось морщинками, но это была она.
— Кэрол! — выдохнул Билл, как только спазм отпустил горло. — Кэрол Стивенс!
Женщина ошеломленно смотрела на него, совершенно не узнавая.
— Никто... никто не называл меня так уже...
— Кэрол, это я! Билл Райан!
И тогда она узнала его. Он видел, как широко раскрылись ее глаза, когда прежняя память стала связываться со стоящим перед ней изменившимся человеком. Губы скривились, как будто она собиралась заплакать. Она протянула руки и бросилась к нему.
— Билл! О Боже мой! Это действительно ты!
И он обнял ее, прижал к себе, оторвав от пола. Он слышал, как она всхлипывает у него на плече, и чувствовал, что ему на глаза тоже наворачиваются слезы.
Наконец он опустил ее, но она по-прежнему прижималась к нему.
— О Господи, Билл. Я думала, что ты умер!
— В каком-то смысле, да, — подтвердил он. «Кэрол... как хорошо быть с ней рядом, все равно что вернуться к жизни». — Но теперь снова ожил.
В последний раз он видел ее в шестьдесят восьмом, когда она садилась в самолет со своим свекром, Ионой Стивенсом. Это было сразу же после ужасных событий — насильственной смерти Джима, загадочных убийств в особняке Хенли, безумных утверждений о том, что ее тогда еще нерожденное дитя будет антихристом.
Ее дитя! Когда он в последний раз видел Кэрол, она была беременна.
По спине Билла медленно поползли ледяные мурашки. Вейер сказал, что женщина, которая придет нынче утром, может быть, даст ответ на вопросы Билла о том, что случилось с Дэнни, и о том, что происходит с Лизл. Ребенок Кэрол должен был родиться в шестьдесят восьмом, значит, сейчас ему приблизительно...
...столько же, сколько Рафу.
Он сделал шаг назад, посмотрел на нее, потом на Вейера, потом снова перевел взгляд на Кэрол.
— Ты... она... мать Рафа?
