У него вырвалось удивленное восклицание, ноонприкусил язык, увидев, как девушка приложила палец к губам.
– Пойдемте, – шепнула Надя.
Тут же Альсид Жоливе скроил самую равнодушную минуй, знаком предложив Гарри Блаунту не отставать, последовал за ней.
Но как ни велико было изумление журналистов при встрече на этом плоту с Надей, оно стало безграничным, когда перед ними возник Михаил Строгов, которого они не чаяли увидеть среди живых.
Однако он не пошевелился при их приближении.
Альсид Жоливе с немым вопросом оглянулся на девушку.
– Он не видит вас, господа, – сказала Надя. – Бухарцы выжгли ему глаза! Мой бедный брат слеп!
На лицах Альсида Жоливе и его спутника выразилось живейшее сострадание. Еще мгновение, и оба журналиста уселись подле Михаила Строгова, пожали ему руку и приготовились выслушать то, что он им скажет.
– Господа, – тихим голосом начал Строгов, – вам не следует знать, ни кто я, ни зачем приехал в Сибирь. Я прошу вас уважать мой секрет. Вы обещаете мне это?
– Клянусь честью, – отвечал Альсид Жоливе.
– Слово джентльмена, – подтвердил Гарри Блаунт.
– Благодарю вас, господа.
– Мы можем быть вам полезны? – спросил мистер Блаунт. – Если угодно, мы готовы помочь вам в вашем деле.
– Я предпочитаю действовать один, – сказал Михаил Строгов.
– Но ведь эти мерзавцы выжгли вам глаза! – не выдержал Альсид Жоливе.
– У меня есть Надя, мне хватает ее глаз!
Спустя полчаса плот отчалил от маленькой пристани Лиственничной и вошел в реку. Было пять часов вечера. Близилась ночь. Она обещала быть очень темной и весьма холодной, так как температура уже опустилась ниже нуля.
Альсид Жоливе и Гарри Блаунт, дав Михаилу Строгову слово хранить его секрет, однако, не покинули его. Завязалась беседа. Они тихо говорили, а слепой, благодаря их рассказам пополнив запас сведений, которыми уже располагал, получил возможность составить для себя более четкое понятие о положении дел.
Итак, было очевидно, что в настоящее время Иркутскуже осажден и три неприятельские колонны действуют там заодно. А значит, нет сомнения, что эмир и Иван Огаров находятся у стен сибирской столицы.
Но с какой стати царев курьер спешит туда, да так, что его нетерпение бросается в глаза? Ведь он теперь лишен возможности вручить великому князю письмо императора, а что в нем было, ему неизвестно. Альсид Жоливе и Гарри Блаунт не понимали этого, они так же, как Надя, терялись в догадках.
Впрочем, разговора о прошлом они не заводили за исключением единственного момента, когда Альсид Жоливе счел своим долгом сказать Михаилу Строгову:
– Видимо, нам следует принести извинения за то, что, прощаясь на почтовой станции в Ишиме, мы не пожали вам руку.
– Нет, вы имели право счесть меня трусом!
– Как бы то ни было, – заметил Альсид Жоливе, – вы великолепно хлестнули этого прохвоста кнутом! Он после такого удара долго будетходить с отметиной на роже!
– Не слишком долго, уверен, – коротко отозвался Михаил Строгов.
Через полчаса после отправления из Лиственничной Альсид Жоливе и его товарищ уже были полностью в курсе тех жестоких испытаний, череда которых выпала на долю Михаила и Нади. Журналистам оставалось лишь безмерно восхищаться силой духа их обоих, сравниться с которой могла лишь преданность, проявленная этой юной девушкой. Что до Михаила Строгова, о нем они думали теперь точно то же, что сказал о нем в Москве царь: «Поистине это настоящий мужчина!»
Несмотря на скопление ледяной крошки, заполонившей русло Ангары, плот продвигался довольно быстро. Перед глазами путешественников по обеим сторонам реки разворачивалась движущаяся панорама, и благодаря некоей оптической иллюзии казалось, будто эти переменчивые живописные виды один за другим проплывают мимо их застывшего на месте плота. Здесь громоздились высокие гранитные скалы самых диковинных очертаний, там из диких расщелин низвергались бурные потоки, порой в широкой расселине глазу открывалась разоренная, еще дымящаяся деревушка, а следом за ней – густой пихтовый лес, охваченный бушующим пламенем. Но хотя бухарцы повсюду оставили следы своего прохождения, их самих пока было не видать: они в основном сконцентрировались на подступах к Иркутску.
Между тем паломники продолжали громогласно возносить молитвы, а старый капитан, отгоняя с дороги слишком близко напирающие льдины, неуклонно удерживал плот на самой стремнине быстрого течения Ангары.
Глава XI. Между двумя берегами
К восьми часам вечера окрестности накрыла глубокая тьма, впрочем, этого следовало ожидать, взглянув на небо. Недавно народившийся месяц едва показался над горизонтом, а выше не поднимался. Если смотреть с середины реки, берегов не разглядишь. Скалы уже на небольшой высоте тонули в тяжелых тучах, которые еле-еле тащились по небу. Время от времени с востока долетали некие дуновения слабого ветерка, но они, казалось, почти мгновенно угасали в тесной долине Ангары.
Темнота, несомненно и при том весьма существенно, благоприятствовала планам беглецов. В самом деле, хотя захватчики бесспорно расставили свои аванпосты по обоим берегам реки, у плота оставался солидный шанс проскочить незаметно. Было также маловероятно, что осаждающие перекрыли Ангару вверх по течению от Иркутска, ведь они знали, что с юга русским нечего ждать подкрепления. Впрочем, еще немного – и сама природа того гляди воздвигнет этот барьер, если мороз скует воедино ледяную крошку, все гуще заполняющую ангарское русло.
На плоту теперь воцарилась полная тишина. С тех пор как он поплыл вниз по реке, голоса паломников умолкли. Они продолжали молиться, но тактихо, что с берега это бормотание никто бы не услышал. Беглецы лежали на бревенчатом помосте, очертания их распростертых тел почти не выступали над поверхностью воды. Старый капитан улегся впереди, его помощники расположились рядом, их единственной заботой было отгонять преграждающие путь льдины, и они справлялись с этим без шума.
Пока небольшие дрейфующие льдины тоже были благоприятным фактором, лишь бы в дальнейшем они не обернулись непроходимым затором, преградив дорогу плоту. Ведь на чистой речной глади его могли бы заметить даже в темноте, а двигаясь в этой массе, где ворочались куски льда различных размеров и форм, он сливался с ней, к тому же льдины, сталкиваясь, производили шум, способный заглушить любые подозрительные звуки.
Между тем воздух стал пронизывающе холодным, беглецы жестоко страдали, не имея иной защиты, кроме нескольких березовых веток. Люди жались друг к другу, пытаясь спастись от крепчающего мороза, который в ту ночь достиг, по-видимому, минус десяти. Легкий восточный ветерок, прилетающий с заснеженных горных вершин, касаясь кожи, причинял острую боль.
Михаил Строгов и Надя, лежа на корме, без жалоб переносили это новое мучение. Альсид Жоливе и Гарри Блаунт, расположившись рядом с ними, тоже прилагали все усилия, чтобы достойно выдержать первые атаки сибирской зимы. Ни те, ни другие больше не пытались беседовать, даже вполголоса. К тому же ситуация, в которой они находились, поглощала все их внимание. В любой момент могло произойти что-нибудь опасное, даже такая катастрофа, из которой никто не выберется невредимым.
