Что касается капитана Спиди, он продолжал драть глотку у себя в каюте, и Паспарту, которому было поручено заботиться о его пропитании, как ни был силен, эту обязанность исполнял с величайшими предосторожностями. Сам же мистер Фогг держался так, будто и понятия не имел, что на корабле имеется другой капитан.
Тринадцатого декабря «Генриетта» оставила позади Большую Ньюфаундлендскую банку. Этот прибрежный район очень труден для судоходства. Здесь, особенно зимой, часты туманы и ужасные шквалы. Барометр еще накануне резко упал, предвещая близкую перемену погоды. И действительно, за ночь сильно похолодало, к тому же ветер неожиданно переменил направление и задул с юго-востока.
Это было серьезной помехой. Мистер Фогг, чтобы не сбиться с курса, приказал убрать паруса и поддать пару. И все же движение судна замедлилось, теперь крутые морские валы разбивались о его форштевень. Сильная килевая качка также уменьшала скорость. Ветер, непрестанно крепчая, мало-помалу превращался в ураганный, и создавалось впечатление, что вскоре «Генриетта» не сможет выдерживать напор волн. А если бы пришлось отдаться на волю шторма, это было бы бегство в неизвестность, чреватое всеми мыслимыми опасностями.
По мере того как темнело небо над океаном, мрачнела и физиономия Паспарту. Целых двое суток этот честный малый был во власти смертельного ужаса.
Зато мистер Фогг показал себя отважным моряком, умеющим противостоять стихии. Он упорно держался избранного курса, даже не сбавляя пара. Когда «Генриетте» не удавалось взлететь на гребне волны, она проходила водяной вал насквозь: с палубы смывало все начисто, но судно продолжало путь. Подчас бывало и так, что под напором волн корма задиралась, винт оказывался над водой, его лопасти бешено вращались вхолостую. А «Генриетта» по-прежнему не сдавалась.
Все-таки ветер, хоть и усилился, но не настолько, чтобы можно было опасаться. Это не был один из тех ураганов, когда скорость ветра достигает девяноста миль в час. Тем не менее он оставался очень свежим и, к несчастью, упорно дул с юго-востока, не позволяя развернуть паруса. А между тем (мы это вскоре увидим) было бы куда как кстати, если бы они пришли на помощь пару!
Наступило 16 декабря, то есть прошло семьдесят пять суток со дня отъезда из Лондона. В целом «Генриетта» шла недурно, пугающего опоздания пока не наблюдалось. Она уже прошла около половины пути, и самые опасные его участки остались позади. Если бы дело происходило летом, можно было бы ручаться за успех, но зимой мореплаватели всецело зависели от прихотей этого сурового сезона. Теперь Паспарту больше помалкивал. В глубине души он лелеял надежду, что ежели ветер и подведет, на пар можно положиться.
Но в тот день механик, взойдя на палубу, подошел к мистеру Фоггу и о чем-то очень оживленно заговорил с ним.
Сам не зная, почему, – должно быть, это было предчувствие, – Паспарту ощутил смутную тревогу. Он отдал бы одно из своих ушей, только бы другим услышать, о чем они там толкуют. Все же ему удалось уловить несколько слов, в том числе такую фразу, произнесенную его господином:
– Вы уверены в том, что говорите?
– Уверен, сударь, – отвечал механик. – Не забывайте, что мы с первого дня рейса поддерживаем огонь во всех котлах. Наших запасов угля хватило бы, чтобы дойти из Нью-Йорка под малыми парами в Бордо, но до Ливерпуля и на всех парах – это нереально!
– Я подумаю, – отвечал мистер Фогг.
Теперь Паспарту понял все. Его охватила смертельная тревога.
Значит, топлива не хватит!
«Ну, если мой господин и тут справится, поистине это будет значить, что он великий человек!» – подумалось ему.
Тут ему повстречался Фикс, и Паспарту, не выдержав, ввел его в курс дела.
– Стало быть, – процедил сыщик, стиснув зубы, – вы верите, что мы направляемся в Ливерпуль?
– Черт возьми, куда же еще?
– Дурак! – буркнул полицейский инспектор и, пожав плечами, удалился.
Паспарту собрался было самым решительным манером расквитаться за такое определение, подлинного смысла которого он, собственно, не смог понять, но решил, что бедняга Фикс, должно быть, ужасно обескуражен, его самолюбие уязвлено тем, что он, как последний недотепа, объехал вокруг света по ложному следу. Подумав так, парень махнул на обиду рукой.
Но какое решение примет теперь Филеас Фогг? Даже вообразить мудрено… А между тем, похоже, флегматичный джентльмен таки решился на что-то. В тот же вечер он вызвал к себе механика и сказал ему:
– Разведите огни вовсю. Пока полностью не израсходуем топливо, будем идти на всех парах.
Скоро огонь в топках «Генриетты» загудел, из труб стали вырываться очень густые клубы дыма.
Итак, судно продолжало мчаться на всех парах. Но двадня спустя, 18 декабря, случилось то, о чем предупреждал механик: он объявил, что топливо закончится еще до наступления ночи.
– Не сбавляйте огня! – отвечал мистер Фогг. – Напротив, повышайте давление до предела.
В тот день, определив широту и долготу, на которых находилось судно, Филеас Фогг вызвал к себе Паспарту и велел привести к нему капитана Спиди. Это было все равно, как если бы ему предложили выпустить на волю тигра! Спускаясь с мостика, славный малый бормотал про себя:
– То-то он взбесится!
Действительно, спустя несколько минут, изрыгая брань и проклятья, в рубку влетела бомба. Этой бомбой являлся капитан Спиди, и было очевидно, что она сейчас взорвется.
Первыми словами, которые он насилу смог произнести, задыхаясь от гнева, были:
– Где мы?
Казалось, еще чуть-чуть, и этого достойного человека хватит апоплексический удар, тут уж ему никогда не оклематься.
– Где мы? – повторил он с искаженным от бешенства лицом.
– За семьсот семьдесят миль (300 лье) от Ливерпуля, – с невозмутимым спокойствием отвечал мистер Фогг.
– Пират! – завопил Эндрю Спиди.
– Я пригласил вас, сударь…
– Морской разбойник!
– …сударь, – продолжал Филеас Фогг, – чтобы просить вас продать мне это судно…
– Нет! Всеми чертями клянусь, нет!
– …поскольку мне придется его сжечь.
– Сжечь мое судно?!
– Да, по крайней мере его надводную часть. Нам не хватает топлива.
– Сжечь! – кричал капитан Спиди, потерявший теперь даже способность внятно выговаривать слова. – Судно стоимостью пятьдесят тысяч долларов! (250 000 франков).
– Вот вам за него шестьдесят тысяч (300 000 франков)! – отвечал Филеас Фогг, протягивая капитану пачку банкнот.
Это произвело магическое действие на Эндрю Спиди. Нет такого американца, который не испытал бы приятного волнения при виде шестидесяти тысяч долларов. В одно мгновение капитан забыл и праведный гнев, и то, что его держали в плену, – забыл все, что имел против своего пассажира. Его судну было двадцать лет. Такая сделка – это же золотой шанс! Бомба больше не угрожала взрывом. Мистер Фогг вырвал ее запал.
