– И вам?.. – задумался Ганин. – Да, наверное, вы правы, вам может угрожать опасность. А охраны у вас нет, дом выставлен на продажу… Я понимаю, проблемы с бизнесом… Банк требует возврата кредитов, отдавать нечем. Понимаю, понимаю… Но банку зачем наказывать вашего мужа? Ему деньги нужны, а не его жизнь… Если, конечно, продажа имущества покроет убытки. А если нет?.. Может, вашему мужу угрожали?
– Не знаю, Валерий Семенович мне ничего не говорил. Я и о банкротстве узнала в самый последний момент… У вас все?
Пора было заканчивать со стряпней, накрывать на стол и звать к обеду детей. Семен где-то пропадает, у Риммы дела в городе, в доме только Кристина, Диана и Алешка. Ну и Ганина можно за стол позвать.
– А у вас борщ? – спросил он, с предвкушением вдыхая в себя насыщенные ароматы.
– Со сметаной.
– Со сметаной – это хорошо… Плохо, когда с рицином… Это яд такой. Из плодов клещевины. Очень сильный яд, всего семьдесят микрограмм, и все, человека больше нет…
– О чем это вы? – Кристина в недоумении глянула на следователя. – Какой в борще может быть яд?
– Ну, если добавить, – пожал плечами Ганин, въедливо глядя на нее.
– Вы с ума сошли! – Она кивком головы показала на дверь, но вслух послать наглеца не решилась.
– Да нет, не сошел… При вскрытии в организме вашего мужа обнаружили яд растительного происхождения. Рицин.
– Я вас не понимаю!
– Кто-то отравил вашего мужа. Для рицина характерно наличие скрытого периода, но составляет он всего несколько часов. Возникают проблемы с печенью и почками, начинается кровавый понос, поражается нервная система. Все это уже назревало, но к моменту смерти проявиться не успело… Вашего мужа отравили за два-три часа до его смерти! – с торжествующими нотками в голосе проговорил Ганин.
– Этого не может быть!
– Зачем вы это сделали, Кристина Георгиевна? – К торжествующим ноткам прибавился скрежет, с каким вынимался из ножен меч правосудия.
– Я сделала?! – От возмущения она хватала ртом воздух.
– А кто?
– Я откуда знаю?
– Ваш муж перед смертью находился в депрессии, из дома никуда не выходил. Прислуги, насколько я понимаю, у вас нет.
– Я не травила своего мужа! – собираясь с духом, отчеканила Кристина.
– Вы даже не спрашиваете, зачем вам это нужно? – усмехнулся Ганин.
– Я. Не. Травила. Своего. Мужа.
– Зря вы так. Чистосердечное признание смягчает приговор.
– Какой приговор? За что? Крайней хотите меня сделать? Может, я еще и убила Валеру! Там, на кладбище! Вы давайте убийцу ищите, а ерундой тут и без вас есть кому заниматься!
– Ерундой? – нахохлился Ганин.
Кристина выпрямилась и скрестила на груди руки. Все, больше она ни слова не скажет. В конце концов, она уже не маленькая девочка и знает, как пахнет тюремная камера. И Тамара в свое время много чего интересного рассказала. Если следователь загоняет в угол, нужно молчать и ждать, когда он сам раскроет свои карты. Может, и нет у него ничего такого, чем ее можно зацепить.
– Правда глаза колет? – усмехнулся следователь.
Кристина распахнула глаза, выплеснув на него немое возмущение.
– Это вы потом спросите. Когда обвинение предъявите. И в присутствии адвоката. А пока вы можете идти – ловить убийцу. Или это сложно? С женщинами воевать легче?
– Ну, никто с вами не воюет… – Ганин осекся, поджал губы и ушел, выстрелив на прощание взглядом.
Ноги Кристину не держали, она опустилась на пол, закрыла лицо руками и разрыдалась. Безбедная жизнь ушла в прошлое, дом продают с молотка, мужа убили, а ее за это собираются посадить – ну почему все это свалилось на нее? Чем она провинилась перед Богом? Или все-таки провинилась?..
До самого утра Кристина не могла уснуть, лежала, ворочалась, все слезы в подушку выплакала. Только-только стала засыпать, как услышала вопли Риммы. Она кричала на мужа, ругалась, истерила.
Кристина поднялась, глянула на часы – половина шестого, дети еще спят, а Римма будит их своими возгласами. Пусть во двор идет, там кричит-разоряется.
Она вышла из спальни, Алешка выглянул из своей комнаты, с насмешливым недоумением пожимая плечами.
– Тебе какое дело, где я была? – донеслось из холла.
– Как это какое? Я – твой муж!
– Лох ты педальный, а не муж! – оскорбительно засмеялась Римма.
Голос у нее громкий, звонкий, но язык заплетается. Видно, подшофе домой вернулась, а у всех есть предел терпению, даже у Семена.
– Мужем ты был, пока под своего папочку не прогнулся! А когда на Варьке женился… На фиг ты мне такой нужен?
– Я еще раз спрашиваю, где ты была? – стараясь сдерживать себя, но все же громко спросил Семен.
– Да пошел ты!
Послышался шлепок, затем – звук падающего тела.
– Ты на кого руку поднял, гнида?! – взвыла Римма.
– И еще раз подниму! – пригрозил Семен.
– А хрена!..
Кристина поморщилась. Дверь в детскую приоткрыта, и Алешка все слышит, и Диана, а Римма уже на мат перешла.
Когда она спустилась в холл, Риммы уже не было там. Семен стоял у окна. Поджав губы, он ладонью растирал глаз. Штагов-младший не смотрел в ее сторону, но, видимо, почувствовал постороннее присутствие.
– Ушла… – проглатывая всхлип, сказал он.
Кристина тоже подошла к окну и увидела, как Римма тронула с места свой «Лексус». Ворота открылись автоматически. Это плохо. Если она уехала навсегда, то пульт дистанционного управления должна оставить здесь… Впрочем, им все равно скоро выселяться.
– Уехала. Бизнес у нее. Может, вернется?
– Да ну ее к черту!
– Любишь?
– Очень! – вздохнул Семен. – Поэтому и женился. Она не хотела, а я настоял… Зачем?
– А почему не хотела?
– Да своя жизнь у нее там, в Черноземске. Ей и без меня хорошо.
– Бизнес у нее свой?
– Да, сеть продуктовых магазинов.
– Чтобы раскрутить свой бизнес, деньги нужны.
– Ну, я ей помогал… пока возможность была… Я с Варварой жил, а с Риммой встречался. Ну и с деньгами помогал. А потом она меня послала, ультиматум поставила – или она, или Варя! Ну, я выбрал ее, с Варей развелся. А она так хохотала! – обиженно буркнул Семен. – Не надо было, мол, разводиться, зря. Не нужен я ей…
– А замуж все-таки вышла.
– Ну, вышла…
– Знала, что ваш бизнес на грани, но вышла, – снова подумала вслух Кристина.
Перед глазами вдруг всплыла картинка – Римма с подносом, Валера – за чашечкой кофе. А кофе она подала в постель за несколько часов до его смерти. Никогда никому кофе не подавала, а тут вдруг прорвало.
