598. Занятная книжица
В 1990 году в скромной библиотеке небольшого квебекского городка я случайно нашел любопытную книжку — «Потеря Россией Зимнего дворца», издательство «Заря», Канада, 1983 год, автор — участник обороны Зимнего Н. А. Скородинский.
В этой книжке приводятся документы о сотрудничестве большевиков с немецкими офицерами во время взятия Зимнего. Даются тексты приказов, фамилии офицеров. Эта книжка сохранилась только в одной библиотеке. Из других библиотек она непонятным образом исчезла.
Через 9 лет я снова был в Монреале. В той библиотеке, где я ее нашел, книжки уже не оказалось. «Пропала», — разводили руками руководители библиотеки. Но все-таки я отыскал одну копию в библиотеке маленького городка в Онтарио.
Документы, цитируемые в этой книге, настолько сенсационны, что я не решаюсь привести здесь даже малую их толику. Однако во время написания своей пьесы «Враг народа» я широко пользовался ими.
599. Эксперимент без псевдонима
В Монреале я написал роман «Сумерки стерв», где ведущий следствие детектив находит эротическую повесть и по ней выходит на преступника. Тогда же я начал писать «Декамерон XXI века». Поэтому охотно откликнулся на предложение критика Ю. Гладильщикова написать большую теоретическую статью об эротике в искусстве. Статья называлась: «Эрато — третья из муз». Юра отнес ее в «Независимую газету», где она и была напечатана. В. Третьяков то ли не разобрался, кто автор, то ли сделал вид, что не разобрался. Во всяком случае это единственная статья, которую я опубликовал под своим именем в российской прессе за последние двадцать лет.
Статья заняла в газете полстраницы. Я имел много отзывов, некоторые обиделись. Говорят, актриса Т. Догилева обиделась очень.
600. Евгения Маврикиевна
В Монреале я написал пьесу о Ленине, которая была издана в Лондоне («The Enemy of the People» Overseas Publication Interchange Ltd, London. 1989).
Пьеса написана только на основании подлинных документов. Другое дело, говорили ли авторы воспоминаний правду, судить я не берусь. Однако могу утверждать, что действующие лица находились в указанное время в указанном месте, документы приводятся подлинные, фамилии и имена даже второстепенных персонажей подлинные. За одним исключением.
Я нигде не смог найти имя некоей Суменсон, которая вместе с Коллонтай перевозила Ленину деньги из Швеции в Петербург. И я придумал ей имя — Дора.
Каково же было мое изумление, когда через несколько лет в трех серьезных работах я нашел упоминание о Доре Суменсон!
Однако радость моя была преждевременной. Теперь опубликованы документы, где приводится настоящее имя Суменсон — Евгения Маврикиевна.
Таким образом, уважаемые авторы, упоминавшие имя Дора, поверили мне.
Это означает, что они читали мою пьесу. И на том спасибо. Попутно замечу, что поставить ее еще никто не решался.
14. Мы все из юности, но каждый — из своей
14.1. Школа — источник знаний, самых различных
601. Гиббон в мокрых штанах
Школа. Это было очень давно. Только отдельные воспоминания.
Десятый класс. В тот день у нас по расписанию было два урока математики подряд. Утром классная руководительница сообщает новость: заболел учитель математики. Но долго радоваться не пришлось. Оказалось, что эти два урока проведет математик из параллельного класса, имя его я забыл, но помню, что ребята почему-то звали его Гиббоном. Это был мужчина лет сорока, в прекрасном костюме, постоянно флиртующий с молодыми учительницами.
Школа тогда была только мужская, и шутки у нас были тоже мужские. На переменке мы налили воду в презерватив, завязали его и играли им в мяч. Когда Гиббон появился в классе, презерватив оказался на его столе. Со словами: «Какое безобразие» — он положил его в карман и сообщил, что на втором уроке проведет контрольную. Это нас, естественно, не обрадовало.
Все мы были комсомольцы, все носили комсомольские значки. Булавкой от значка ребята прокололи презерватив в кармане Гиббона, и когда после первого урока он явился в учительскую, преподавательницы ахнули: вся неприличная часть брюк была мокрой.
Гиббон убежал домой. Вместо контрольной нас отправили в спортзал.
602. Урок физики
Кто-то принес на урок физики игрушку уди-уди. Привязали к проводу, идущему через весь класс. И звуки уди-уди стали раздаваться то в одном конце физического кабинета, то в другом. Учитель физики Александр Терентьевич (фамилию, к сожалению, забыл) сначала не мог сообразить, в чем дело. Потом игрушку поймал и обратился к классу с сакраментальным вопросом: «Кто принес?». Естественно, ответом было молчание. Школа тогда была мужская и ябед среди нас не было.
— Хорошо, — сказал Александр Терентьевич. — Соколов и Климов, ступайте к стене, будете там стоять до конца урока.
Те отправились к стене.
— Но они не виноваты, — сказали сразу несколько человек.
На что физик возразил:
— Я знаю, что не виноваты. Но для класса важно, чтобы кто-нибудь понес наказание. Разве это важно, постоит у стены Соколов или кто-то другой? Важно, что на каждое преступление есть наказание.
— Но ведь виновные не наказаны. Разве это хорошо? — возразили мы.
— А я их наказал. Очень строго наказал. Они сейчас сидят и дрожат от страха. Как они посмотрят на перемене в глаза товарищам, которые были наказаны! Они доказали всему классу, что они трусы, что для них товарищество пустой звон, что на них надеяться нельзя. Если они так начинают жизнь, то она у них будет трудной. Когда-нибудь они пожалеют, что не постояли у стены.
603. Физика и лирика
Учитель физики Александр Терентьевич человеком был строгим и в бытовой лексике не силен. Однажды ему понадобился какой-то прибор из химического кабинета, он попросил кого-то из учеников сходить к химичке Марии Павловне и взять этот прибор.
— Она ученикам не даст, — ответили мы. — Только преподавателям.
Физик подумал и сказал:
— Напрасно. Не такой уж и ценный у нее прибор, чтобы так беречь.
Хохотали мы долго.
604. Сердце джаза — барабан
В десятом классе мы с друзьями организовали джаз оркестр и сыграли два номера на школьном вечере. На следующий день все учителя так или иначе высказывались по этому поводу. Высказывания были отрицательными, ибо в те годы джаз не приветствовался. Особенно доставалось Саше Куркину, который играл на барабане.
Мы с тревогой ждали последнего урока, химию, так как химичка Мария Павловна была очень остра на слово.
Однако весь урок Мария Павловна посвятила химии. Раздался звонок на окончание урока.
— Пронесло! — обрадовался Саша Куркин и весело развел руками.
