Обер отлично понимал юмор и с показным негодованием обратился к Пальме.
— Это смешно. Это он говорит мне, министру иностранных дел.
— Могу поспорить, — не отставал я. — Смотрите.
И показал на Переса де Куэльяра, Генерального секретаря ООН. Тогда Швейцария не была членом ООН.
Окружающие засмеялись, а Обер комично развел руками:
— Пора вступать в ООН.
Начались речи.
В группе иностранных гостей оказалось только двое, кто говорил по-русски: я и неизвестно как туда попавший посол Италии в СССР А. Минелоно. Он учился вместе с Бушем, теперь стоял рядом с ним и его женой. Ту пропустили в порядке исключения. Около меня сгруппировались все франкоговорящие, около Минелоно — англоязычные. Так мы вдвоем и переводили всю церемонию.
Через несколько дней я встретил в мидовском коридоре Никифорова:
— Только тебя смог выдать за иностранца. Из-за твоей бороды. Представляешь: объяснял, что нужны переводчики, и ничего не получилось.
193. О Кастро
Не могу удержаться, чтобы не рассказать о Фиделе Кастро. Заранее прошу детей до 18 лет и впечатлительных женщин воздержаться от чтения следующих двух абзацев.
В МИДе упорно ходили слухи о том, что у Фиделя проблемы с основным мужским достоинством.
Во время похорон Брежнева после долгого стояния на холоде почетные гости и переводчики ринулись в теплый туалет. Я оказался рядом с Фиделем. И теперь могу авторитетно заявить, что вышеприведенные слухи — это происки империалистов, стремящихся очернить лидера кубинской революции… в глазах женщин.
194. На кухне вместе с министром иностранных дел Швейцарии
После церемонии мы с Обером отправились в швейцарское посольство. Там, кроме дежурного, никого.
— Я хочу есть. Где здесь кухня? — спросил Обер дежурного.
И мы отправились на кухню. Обер начал хозяйничать:
— В конце концов, я министр иностранных дел, и посольство входит в мое хозяйство.
Когда послу доложили, что министр иностранных дел жарит яичницу на посольской кухне, он, не переодеваясь, вскочил в мерседес и через полчаса был в посольстве.
Я себе представил, какое было бы выражение лица у советского посла, если бы ему сказали, что на посольской кухне Громыко жарит яичницу.
Позже Фриче спрашивал меня:
— Как он, не очень злился?
— Все в порядке.
И действительно, все было в порядке. Мы выпили пару бутылок шампанского и пели песни Брассенса. Оба знали их с пару десятков.
По швейцарским законам президентом Швейцарии становятся по очереди все министры. Обер должен был стать президентом через несколько месяцев и пока считался вице-президентом. После второй бутылки я ему сказал, что он первый глава Швейцарии, посещающий Россию. Потом оказалось, что это неправда. Но многие швейцарские газеты об этом написали.
Через месяц он прислал мне альбом и письмо, где называл меня «другом». В шутку писал, что по моему совету Швейцария вступит в ООН.
— Если об этом узнает заместитель министра, он тебя сошлет в самую глухую Африку, — с грустью констатировал А. Адамишин. — Пора тебя куда-то пристраивать.
Через пару месяцев я стал советником советского посольства в Тунисе.
195. Мужская солидарность
Я провожаю Обера в Шереметьево. И вдруг появляется Грета.
Лет десять назад она была студенткой в Центральной комсомольской школе, где я работал деканом. Высокого роста, худобы чрезвычайной, без намеков на бюст, с большими голубыми глазами и светлыми волосами, картинная датчанка, она была очень общительной и свободолюбивой. Переводчицей у нее была добрейшая Галя Савченкова. Галя прожила всю блокаду в Ленинграде в доме, соседнем с легендарной Таней Савичевой, и на всю жизнь осталась готовой отдать последнее всем, кто нуждается.
Однажды приходит ко мне Галина и сообщает, что Грета беременна и хочет делать аборт. Делать аборты иностранкам мы не имели права, и я должен был отправить ее домой. Но в Дании аборты были запрещены, и Галина начала меня упрашивать. И упросила. Мне пришлось ездить по разным инстанциям. Все кончилось благополучно.
И вот теперь Грета в Шереметьево. Она подскочила ко мне, расцеловала в губы:
— Я сопровождаю делегацию.
Ярко намалеванные губы и ультракороткая юбка делали ее отчаянно вульгарной.
— Ты не забыл, как я делала аборт…
Она хлопала по плечу меня, министра. К моему удивлению, министр понимающе улыбался, а когда Грета ретировалась, по-заговорщически мне подмигнул.
196. Я понимал везде
Однажды в Вашингтоне я оказался в одной компании с православным священником, которого накануне встретил в ЦРУ. Он развел руками:
— Вы же понимаете…
Я понимал.
В Первом европейском отделе я вел Швейцарию. В мои функции входила комплектация дипломатической почты в советское посольство в Берне и в генконсульство в Женеве. Так как Всемирный совет церквей находился в Швейцарии, московские священнослужители приносили мне документы и деньги, в основном деньги в больших количествах, и я вкладывал их в почту. При нахождении в диппочте из Швейцарии документов в адрес московских церковных организаций я сообщал им, и они приходили за ними. Забавно было то, что из десятка фамилий священнослужителей, отправлявших деньги и документы в Швейцарию и принимавших их там, не было ни одной русской фамилии.
Кагэбэшники не интересовались перепиской. «Мы в курсе», — говорили они.
Я понимал.
197. Напутствие кардинала
Раз уж зашла речь о религии.
Во время своей первой командировки в Алжир на одном из приемов я оказался рядом с кардиналом Северной Африки.
— Я не верю в Бога, — сказал я ему с юношеским задором.
— C’est n’est pas grave, — ответил он, — Ce sera plus important qu’il vous croie. («Это не так важно. Важнее, чтобы он верил в вас».)
Должен признаться, что фразу кардинала я запомнил и старался следовать его словам. Когда позже я рассказал об этом заведующему Первым европейским отделом Анатолию Адамишину, человеку осторожному и склонному к философии, он одобрительно покачал головой:
— Самое главное — не грешить. И довольны будут и бог, и партийная организация.
5.3. Будни Первого европейского отдела
198. Куда течет волга
— У Володи Гневашева будут неприятности. Мне звонили из парткома. Пришла анонимка по поводу его машины.
Это мне доложила наша машинистка Лида Казакова. Раньше она работала в парткоме и знала тамошних машинисток.
Я тут же побежал к Володе. Проблема была ясна. Володя уезжал в Голландию и продал свою волгу. Продал в официальном комиссионном магазине, поэтому цену продажи скрыть было нельзя. А была она почти в два раза больше той, за которую он купил машину четыре года назад.
