Я знал. Это рутинный вопрос. Советский Союз был заинтересован в скорейшей ратификации таких договоров, и послам ставилась задача «всемерно способствовать ратификации».
— Но ты не знаешь, что президент спросил его, может ли он в случае ратификации этих договоров рассчитывать на официальный визит в СССР.
Этого мне посол не рассказывал. Володя продолжал:
— И наш посол пообещал ему.
— Это крупная глупость, — сказал я. (В то время престарелый Брежнев отказывался принимать с официальным визитом даже глав крупных государств.)
— Верно, — подтвердил кубинец. — Наши разведчики это знают.
— Но это не главное, — продолжал Володя. — Сегодня президент подписал все договора. Завтра он вызовет нашего «Петрушку» и потребует официального визита в Москву.
Кубинец подтвердил.
— Будет скандал, — предположил резидент.
— И не просто скандал, — ответил я, — а очень большой скандал.
324. Шутки с престарелым Брежневым плохо кончаются
На следующий день президент действительно пригласил посла. Тот, вернувшись, сказал мне, что речь шла о поставках советского вооружения.
— Можно, я вместо вас поеду в Яунде, — вежливо попросил он.
Отвозить и привозить дипломатическую почту мы ездили парами: один раз — я и Володя Кулаков, следующий раз — посол и Володя Черняков. Сейчас была моя очередь. Я, разумеется, согласился.
Вернулся он веселым:
— Теперь я могу вам рассказать, в какое я попал тяжелое положение и как из него вышел.
А вышел он так. Он попросил пригласить президента в СССР на «отдых и лечение». Такое практиковалось часто.
— И что дальше? — спросил я.
— Он приедет в Москву, попросит встречи в Брежневым. Ему скажут, что Брежнев болен, и он успокоится.
Через месяц мы получили телеграмму: «Президент Сан-Томе может прибыть на отдых и лечение».
И президент поехал, будучи уверенным, что едет с официальным визитом. Готовились бумаги, писались справки.
Вот что мне потом рассказал заведующий Вторым африканским отделом Вениамин Лихачев, который вместе с первым заместителем заведующего Международным отделом ЦК КПСС Кареном Брутенцем встречал президента в аэропорту:
— Когда мы поняли, что посол обещал официальный визит, Карен мне сказал: «Если кто-нибудь про это узнает, мы с тобой сами загремим в это Сан-Томе. Делаем вид, что ничего не понимаем».
Так и сделали. Президента отправили в Крым. Он каждый день спрашивал, когда его примет Брежнев, ему отвечали: «Он плохо себя чувствует».
По возвращении в Сан-Томе президент разорвал все договоры.
Через несколько недель уехал я, а еще через пару месяцев посла отправили на пенсию. Договоры не восстановили.
325. Зеленые кофейные зерна
Я окончательно улетал из Сан-Томе. Я уже готовился идти на посадку, как меня предупредили: приехал министр иностранных дел.
— Я хочу сделать вам на прощание подарок, — министр протянул мне маленький мешочек.
В самолете я открыл мешочек. Там оказались зеленые кофейные зерна.
На Сан-Томе мы привыкли к кофе высочайшего качества. И не только к кофе. Местная кока-кола делалась из настоящих орехов кола и местной родниковой воды; она была совершенно не похожа на ту, что продается в бутылках.
В Москве Лариса обжарила зеленые зерна, и ни с чем не сравнимый запах кофе наполнил квартиру.
Я знал, что пить кофе, приготовленный из обожженных зеленых зерен, надо осторожно, он не прошел выжимку кофеина. В Алжире в ночных клубах подавали кофе без кофеиновой выжимки. Однажды мы с другом выпили две больших чашки такого кофе в клубе, который утром работал как кафе. После этого мы долго приходили в себя: пульс доходил до двухсот ударов в минуту. Такой же случай произошел с Ларисой и с женой Саши Авдеева Галиной. Они выпили по чашке такого кофе.
— У него какой-то горький привкус, — говорили они.
Кофе, который мы приготовили из подаренных министром зерен, тоже имел горьковатый привкус.
Через месяц к нам пришли знакомые:
— У вас в квартире пахнет кофе.
Слабый запах кофе оставался в квартире в течение почти двух месяцев.
8. Как меня позвала труба
8.1. Армия есть армия
326. За решеткой
В далеком 1953 году я был зачислен слушателем на первый курс Военной академии химической защиты, уж не обессудьте, имени К. Е. Ворошилова. Какое отношение имел Ворошилов к военной химии, никто не знал.
Примерным поведением в армии я не отличался. За драку с милиционером отсидел пять суток на гауптвахте. За побег из госпиталя через крышу на глазах у изумленной публики получил еще пять суток, правда, условно.
На гауптвахту я попал вместе с моим товарищем Львом Джиндояном, которого за сутулость и черные волосы прозвали Хомичем.
Первые два дня нас возили на работы. С самого утра мы со Львом и еще человек десять арестованных грузили какие-то ящики и мешки. Потом объявлялся перерыв на обед. Конвоиры доставали сухой паек, и откуда-то набегали сердобольные тетеньки. Они спрашивали у конвоиров, можно ли принести бедненьким арестованным что-нибудь перекусить. Те, естественно, разрешали, но с условием, что накормят и их. Появлялась еда: котлеты, колбаса и, Россия есть Россия, выпивка. После обеда ложились спать — мы и конвоиры вместе. Проснувшись, опять принимались за работу. Отношения с конвоирами были самые сердечные: свои ребята. Пару раз мы заезжали на водоем и все шли купаться. А так как я отказывался залезать в воду: больно была грязная, то оставался в грузовике стеречь автоматы конвоиров.
327. Остап Сысоевич
Утренняя поверка на гауптвахте происходила следующим образом: дежурный сержант держал в руках список, где были указаны фамилия арестованного и его инициалы. Он называл фамилию, а арестованный должен был сказать свои имя и отчество полностью. На третий день дежурный произнес мою трудную фамилию как «Агронин», на что я отозвался:
— Остап Сысоевич, — что совпадало с написанными у него инициалами.
— Хохол? — спросил он.
— Так точно.
— Откуда?
— С Херсонщины.
— Арестованный Агронин пойдет на продуктовый склад.
Я обнаглел:
— Товарищ сержант, можно я возьму с собой арестованного Хомича?
— Бери Хомича.
И мы три дня трудились на складе. До сих пор не могу понять, как мы не лопнули от обжорства.
Кроме всего прочего, на склад была возложена особая функция. На гауптвахте содержались заключенные, которые отбывали строгий арест, то есть их кормили горячей пищей через день. Точнее, должны были кормить. Под неусыпным оком дежурного офицера, который в нужное время отворачивался, бедолагам носили еду. Мы же со склада поставляли деликатесы: охотничьи колбаски, квашеную капусту и почему-то сушки в огромных количествах. Бедным арестованным необходимо было все это съесть: к вечеру в их камерах не должно было остаться ни крошки, ибо их обходил сам неумолимый майор Чумаров, начальник гауптвахты, который, если ему что-то не нравилось, поднимал вверх два пальца и спрашивал:
