— Нахал!
Когда раздался звонок, я во всеуслышание объявил:
— Антракт!
397. Особый марксист
Но были и другие преподаватели.
После того как мы окончательно запутали даму, которая вела у нас занятия по диамату, на следующее занятие пришел человек по фамилии Фурманов. О себе он говорить не любил, в его биографии отсутствовало место работы с 1938 по 1955 год.
Он вошел в аудиторию и заявил:
— Я материалист. И вы не сможете переубедить меня.
Мы с ним спорили. Однажды кто-то спросил:
— Могу я на экзамене заявить, что не согласен с тем или иным положением марксизма?
— Да. Но предварительно вы должны будете грамотно изложить это положение.
Дима Попов на экзамене так и сделал. Фурманов поставил ему отлично.
Переубедить его мы не смогли, и я на всю жизнь остался убежденным материалистом.
398. Итак, она звалась Татьяной
Особое место занимала военная подготовка.
Преподаватели к тому времени уже не были кондовыми и студенту, вынесшему из аудитории матчасть, — это было строжайше запрещено — не верили, если он говорил, что зовут его Е. Онегин или О. Бендер. Однако…
Во время занятия по военной подготовке в кабинет несколько раз влетала студентка. Полковник строго спросил ее:
— Как ваша фамилия?
На что девица, потупив очи, ответила:
— Ларина.
— Наверно, Татьяна?
— Точно. Татьяна.
После занятия полковник явился в деканат и попросил найти студентку.
— Идемте в большую химическую аудиторию, они все придут на лекцию Несмеянова, — предложила заведующая учебной частью.
У входа в аудиторию полковник увидел ту, которую искал:
— Эта.
— Ну, что ты натворила, Ларина?
Услышав фамилию, полковник замешкался и осторожно спросил:
— Как ее зовут?
— Татьяна, — ответила заведующая. — Вы хотите с ней поговорить?
— Нет, не надо, — ответил полковник и быстро удалился.
Ибо мою однокурсницу Ларину действительно звали Татьяной.
399. Неприличная фамилия
Был у нас на химфаке студент из ГДР по фамилии Йобст. Если преподавателей научных кафедр некоторая неблагозвучность его фамилии не волновала, то на военной кафедре, где всегда ждали подвоха и боялись попасть впросак, вслух произносили его фамилию с опаской.
Однажды к нам пришел новый полковник и бойко начал перекличку. Мы вставали, говорили: «Я» — и ждали, когда он дойдет до немца. Увидев столь странную фамилию, полковник начал осторожно:
— И.О.Б.С.Т.
— Я.
Полковник повеселел:
— И-о-б-с-т, — продекламировал он нараспев.
— Я, — снова отрапортовал немец.
Теперь полковник решился произнести фамилию сразу:
— Йобст.
— Я.
— Йобст, — обрадовался полковник и спросил: — А как ваша настоящая фамилия?
— Йобст.
Полковник пошел жаловаться в деканат. Там ему объяснили, что, увы, у немца именно такая фамилия. И полковник изрек:
— Так ему и надо. Пусть с такой фамилией и живет.
400. 3 рубля до стипендии
Семинарские занятия по военному делу вел подполковник Филиппов, человек неглупый и рассудительный. Но была у него одна особенность. Он очень не любил, когда студенты во время занятий разговаривали друг с другом. На все отговорки типа «хочу спросить у товарища» он отвечал: «Спросите у меня».
Однажды Володя Хромоножкин наклонился к соседу Юре Максимову.
Выждав минуту, подполковник спросил:
— У вас, наверное, есть вопрос к студенту Максимову?
— Так точно.
— Спросите меня.
— Неудобно.
— На то я и преподаватель, чтобы отвечать на все вопросы.
— Вы не обидитесь?
— Нет.
— Товарищ подполковник, у вас не будет трех рублей до понедельника?
Смеялась вся группа. Смеялся и подполковник. И в перерыве подошел к Хромоножкину:
— Вам действительно нужны деньги? Не стесняйтесь.
Деньги Володя просить не стал, но с тех пор и мы, и другие студенты стали хорошо относиться к Филиппову.
401. Беседа на грузовике
Был у нас парень Женя Лукьянец. Военное дело давалось ему туго, и после второго курса он получил освобождение от военной подготовки по состоянию здоровья.
На перекличке полковник спросил, где Лукьянец. Мы ему ответили, что он стал пацифистом и выступает против всех форм насилия.
Полковник объяснил нам всю пагубность пацифизма и пошел жаловаться в деканат, где ему объяснили, что Лукьянец освобожден по состоянию здоровья.
Но у полковника засела в голове мысль, что Лукьянец «плохой». Мы эту мысль поддерживали. Если что-то в военном кабинете оказывалось сломанным, мы говорили, что приходил Лукьянец и набезобразничал. Полковник качал головой. Однажды…
Полковник проводил с нами занятия на аллее между университетом и метро «Университетская». Он стоял на грузовике, мы сидели на земле. Вдруг мы заметили какого-то парня, идущего в сторону метро.
— Это Лукьянец идет срывать занятие, — сказал кто-то.
— Сейчас я с ним поговорю, — обрадовался полковник и позвал парня: — Иди сюда.
Парень подошел. Он видел только полковника, человечка маленького роста в халате, стоящего на грузовике. Нас он не видел: мы сидели по другую сторону машины.
— Тебе чего надо? — спросил он.
— Подойди сюда и расскажи, куда ты идешь.
— А тебе какое дело?
И дальше нецензурное слово.
— Я знаю, что ты Лукьянец.
— А я знаю, что ты говно, — парировал незнакомец.
— Я сейчас слезу с грузовика, мы пойдем в деканат, и я испорчу тебе жизнь.
— А я сейчас поднимусь на грузовик и испорчу тебе физиономию.
Препирались они несколько минут. Потом парень ушел, а расстроенный полковник прекратил занятие.
Следующее занятие с нами проводил другой офицер.
402. Судьба интеллигента
Женя Лукьянец был интеллигентным, вежливым и очень добрым парнем. Учился он прекрасно, лучше всех. Его любили, но в компании приглашали нечасто, ибо он не пил. Не пил вообще.
Через пятнадцать лет после окончания МГУ я встретил его на встрече выпускников. От него пахло спиртным.
