«Комсомолвская правда», 11 мая 1986 г.
Ныне в 52 селах десяти районов Киевской области полным ходом сооружают жилье для населения, эвакуированного из зоны Чернобыльской АЭС. Сорок тысяч посланцев из разных уголков республики трудятся от зари до зари в прямом смысле этих слов. Строительство развернуто, в основном, близ малых и отдаленных сел.
«Сілвскі вісті», 13 июля 1986 г.
Уже к осени в местах отселения в Белоруссии возведем 40 новых поселков.
А. Граховский, председателв Гомелвского облисполкома
«Правда», 23 июля 1986 г.
Вы видели обстановку в лагере «Сказочный»? Записки на деревьях, на заборе. Ищут родных, жен и детей. Люди не знали, где их близкие, а сами шли на дежурство…
«Правда», 2 июня 1986 г.
Глава четырнадцатая
Анастасия и Алексей гуляют на свадьбе
В Иванкове, районном центре, Алексей велел Коле ехать сразу же к райкому партии: он знал, что «на пятачке» перед райкомом вывешиваются объявления о розыске родных. И действительно, на дверях райкома, на заборе рядом, на деревьях перед зданием – везде белели бумажки о розыске жен и мужей, родителей и детей. Разглядывая и прочитывая их внимательно одно за другим, Анастасия увидела листок из школьной тетради в косую клетку. Кривым детским почерком было написано: «Ищу маму и папу. Катя Самойленко».
Объявления Алены не было. Алексей дал Анастасии листок из записной книжки. Она попросила еще один и написала о розыске Алены Прихотько, а на другом – о просьбе больного чернобыльца из московской клиники сообщить в Москву о местопребывании его семьи.
Потом поехали в районное отделение милиции. Вокруг него тоже все заборы и деревья были увешаны подобными же объявлениями. У Коли в этом отделении оказался дружок, простой постовой милиционер. Он обещал посмотреть списки эвакуированных в Иванковский район и позвонить заодно в Полесье, куда тоже вывозили людей из Припяти и Чернобыля, а потом прийти в дом Евдокимовых и сказать о результатах. Возле милиции Анастасия тоже оставила свои объявления.
Покончив с этими делами, они поехали на свадьбу к Евдокимовым.
В саду возле деревянного дома с мезонином были накрыты столы. Свадьба была в полном разгаре.
Алексей поморщился.
– Зря это они устроили, под открытым небом… Впрочем, здесь совсем другие настроения, чем в Киеве. Люди устали беречься. Жизнь берет свое. Ну, сама увидишь.
Увидев Алексея, из-за стола поднялся худой старик с белой пышной шевелюрой.
– Иваныч! Вот разодолжил, ну прямо уж и не ждал тебя!
Они обнялись.
– Знакомься, подруга моей жены из Ленинграда. А это Коля, шофер мой.
Анастасию посадили рядом с Колей, а с другой стороны ее соседкой оказалась бойкая женщина примерно одних с ней лет.
– Чего вам покушать положить? Гуся хотите? Баранинки? У нас сейчас мяса вдоволь. Говорят, оно неопасное, ну так мы режем, переводим домашность. Кормить-то нечем… А баклажанов желаете? А чего ж вы не выпьете за жениха с невестой? Пейте, пейте! Сейчас всем надо пить спиртное, оно от радиации защищает, все говорят…
Анастасия пригубила стопку. В ней оказался самогон, и она поперхнулась.
– А вы вот комгютиком запейте! У нас все бабы, что непьющие были, теперь самогонку с компотом пьют от радиации. Водку не завозят – борются. Ну, а мы уж запросто, по старинке выпьем за дорогих жениха и невесту.
Она лихо опрокинула стопку самогона, выдохнула воздух и закусила соленым огурцом. Потом привалилась к Анастасии и зашептала:
– Ой, что ж люди делают, из ума вышли – женятся и женятся. Как с цепи сорвались – торопятся. Свадьбы-то в наших краях всегда по осени. А тут уж четвертая свадьба, как с Чернобыля их привезли на нашу голову. Это какие же дети пойдут от этих свадеб, вы скажите мне! С квадратными, что ль, головками?
Анастасия терпеливо слушала соседку, рассеянно поддакивала. Хотела положить себе салата из огромной миски, но Алексей сделал ей знак глазами: «Нельзя!» Тогда Анастасия взяла кусок пирога, оказавшийся очень вкусным.
– А вот вареники, гости дорогие, варенички! – Из дома вышли женщины, неся огромную кастрюлю с варениками, от которой по саду пошел аппетитный запах. – Кому с творогом, кому с картошкой?
Анастасия вопросительно взглянула на Алексея. Он понял ее и громко сказал:
– Хозяюшки! Кто положит мне вареников с картошечкой?
Тогда и Анастасия попросила вареников с картошкой, хотя блюдо это оказалось ей незнакомым. Но вареники понравились, картошка была смешана с поджаренным луком и салом.
Произносили тосты за молодых, за родителей, прибывали новые гости – пили и за новых гостей. Потом появились два молодых парня с баянами. Начали петь хором украинские и русские песни. С песен перешли на пляски. Специально для этого хозяйка полила из лейки площадку перед домом Соседка шепнула Анастасии:
– Велено, чтоб везде, где пыль, – землю поливать.
Плясали и старые и молодые. Забавно было видеть, как ребята в джинсах лихо отплясывали гопака вместе с пожилыми гостями. Потом частушки запели. По мере того как гости хмелели, частушки становились все смелее и смелее, и вот уже звучали на последней грани пристойности.
В круг пляшущих выскочил парень в спортивных брюках и вылинявшей синей майке.
– Это Шлык! Ну, сейчас отмочит что-нибудь… – хихикнула соседка Анастасии.
Парень лихо прошелся по кругу и, остановившись возле баянистов, запел отчаянным голосом
У меня случилась драма,
От меня сбежала дама
Я сижу и крою матом:
«Вот, что сделал мирный атом!»
Хохот покрыл его слова. А Шлык продолжал, на этот раз имитируя девичий голос.
Мой миленочек с Припяти,
С ним намаешься в кровати.
Когда с… щось не тэ,
Я звертаюсь в МАГАТЭ!
Гости снова засмеялись, поглядывая при этом на жениха с невестой. Жених, побледнев, встал:
– А ну, кончайте музыку. Горилка стынет.
Баянисты оборвали частушечную мелодию и пошли к столу вместе с плясунами. Невеста украдкой вытирала слезы. Шлык куда-то исчез.
– Зачем же он такое поет при женихе с невестой? – спросила Анастасия соседку.
– Та ему ж все равно, он у нас отпетая головушка, – ответила та и, сделав круглые глаза, громким шепотом добавила: – Вин в зону ходит!
– В зону? Зачем?
– Как «зачем»? А там же дома, квартиры брошенные стоят. Ну он с дружками своими и подбирает, где что плохо лежит. И уж регентов этих нахватал, проверяли его недавно, сам просил. Теперь ему подавно все равно, как жить и чего петь.
