Никон не нашелся что ответить. Покивав головой, промолчал. Монахиня, получив свободное пространство для маневра, продолжила.
– Ты посмотри на нашу историю! Из развитой индустриальной страны мы опустились до уровня нищего аграрного клочка. Свет дают по часам. Метро ездит утром и вечером. Митинги, революции и войны уничтожили нас. Думаешь, это все случайно? Страны случайно так не деградируют. Обычно страны стремятся к развитию. И у нас были все возможности. Это результат реализации хорошо продуманного плана. Антихрист уничтожает последние оплоты веры в этом мире. Уничтожает страны с сильной традиционной культурой. Уничтожает цивилизации христианства и ислама. Хочет на руинах выстроить свой новый порядок. Хочет сделать всех рабами. Мнемонет – часть этого злого плана. Сегодня они обкатают технологию на нас, а завтра то же самое будет происходить в более крупных и сильных странах.
От зловещего, как показалось Никону, бреда мирового заговора, стало не по себе. Из уст серьезной бабушки, облаченной в черное, эпическая история о надвигающемся на эйкумену глобальном зле звучала страшно и комично одновременно. Если бы она рассказала о том, что галактика в опасности или Мнемонетом руководят инопланетяне, стремящиеся поработить землян, эффект оказался бы тем же. Никон часто чувствовал подобное противоречие, когда общался с душевнобольными людьми. Он пытался выследить, где проходит грань этого надлома. Не получалось. Идея о диссонансе, между рациональным восприятием и эмпатией, что-то объясняла. Но полное понимание, вернее сказать, даже – чувствование, еще не пришло. Надеясь добыть для анамнеза новую информацию, спросил:
– Как с этим бороться?
– Быть начеку. Призывать Божию помощь. То, что мы бессильны перед этим злом – хитрый обман. Стоит человеку сказать: «Господи, спаси!», и вся эта чертовщина выгорает без следа. Потому-то они и стремятся уничтожить тех, кто еще помнит, кому надо молиться.
– Война между добром и злом, – констатировал Никон.
Уходя, монахиня дала Никону еще несколько практических советов по спасению галактики. Один из них в том и заключался, чтобы почаще на эту самую галактику смотреть, и ночью и днем. Завершила фразой, одновременно эпической и в исполнении автора звучавшей комично, но, от того же и страшной:
– Город этот обречен!
Оставила крутить визитку с логотипом Мнемонета, в сотый раз изучая линии простого и одновременно, неразгадываемого кроссворда. К монахине Мартин был крайне неравнодушен. Похоже – они много беседовали. Нашли общий язык. Анамнез изобиловал наблюдениями и размышлениями. Иногда даже восхищениями и комплиментами. Не удивительно, что такая харизматичная женщина впечатлила и заняла даже прожженного психоаналитика. Диагноз вышел предельно осторожным: умеренно выраженные паранойяльные черты.
Вновь удивляясь непредсказуемости и непонятности образа мыслей почившего коллеги, Никон тихо прошептал:
– Кто же ты такой, Мартин?
Глава 22.
Восстановление энграмм мертвого мозга дело сложное и дорогое. О том, что следы внешних воздействий остаются в протоплазме клеток, знали еще в прошлом веке. Да, клетки могут запоминать образы и программы действий. Немного позже реверберационная теория кратковременной памяти была подтверждена стиранием оной, в результате применения электросудорожной терапии. Достаточно пропустить ток через ткани мозга и цепи из нейронов теряют циркулирующее по ним возбуждение. Оставалось совсем немного. Прочитать записи, сделанные чернилами из нейромедиаторов, белков и рибонуклеиновых кислот на тонком пергаменте нервных клеток.
Для этого понадобилось больше века. Секвенирования биополимеров и вычислительной томографии оказалось мало. Сенсоры бозонов и искусственные молекулярные машины – вот что было необходимо. Тем не менее, это произошло: память мозга прочитали напрямую. Это вам не медленное вытягивание рефлексов из полуживого серого вещества через искусственные интерфейсы. Это – относительно быстрое сканирование всей памяти, даже неживой нейронной сети. Относительно потому, что даже современная аппаратура не способна обработать один нейрон со всеми его синапсами быстрее, чем за микросекунду. Благо, таких процессов параллельно происходят тысячи. Итого: только на сканирование уходит больше недели. Столько же занимает декодирование и сведение всего в одну общую модель. Затем следует поиск необходимого в сотнях терабайт информации, состоящей преимущественно из бытового мусора, детских страхов и личных проблем. Такой вот посмертный психоанализ.
О том, чтобы, словно Аэндорская волшебница, воспроизвести личность, которая сама смогла бы ответить на все вопросы, речь пока не идет. Современные некроманты такого еще не умеют. Пока что беседы с мертвыми еще удел магов и колдунов, большинство из которых – шарлатаны. К таким информаторам, уважающие себя следователи, обращаются редко. А Сергей Петрович себя еще уважал. Поэтому крупицы важной для следствия информации получил с большой задержкой. Сразу же, позвонив Никону, посоветовал внимательнее отнестись к пожеланиям Юлии Ведерниковой. Соглашаться на все ее требования и капризы. Подмечать мельчайшие подробности.
Именно поэтому Никон спешно переписал график и в среду, в восемь вечера, подъехал к подъезду добротного ухоженного дома сталинской постройки. Поднявшись на третий этаж, позвонил. Дверь открылась после минутной паузы. Юля предстала в шелковом домашнем халатике строгих оттенков. Никона обдало духами. Он хотел было развернуться и уйти, но девушка, схватив за рукав, втащила его в прихожую. Заперла дверь. Приняв вычурную театральную позу, наигранно торжественно скомандовала:
– Раздевайтесь! Чувствуйте себя как дома!
– Мы так не договаривались, – начал было протестовать Никон, сбитый с толку видом и благоуханием хозяйки.
– Не ссы, парниша! Я тебя не съем! Поработаешь и пойдешь домой.
Наигранный жаргон хлестнул слух. Резко контрастировал с той литературной речью, что Никон слышал ранее. Повесив куртку на вешалку и стянув ботинки, он прошел в большую комнату. Здесь, действительно, оказалось много картин. Юля играла в заботливую хозяйку.
– Располагайся удобнее. Чай или кофе?
– Чай.
– Есть очень хороший. Друзья из Джорджии привезли.
Погремев немного на кухне, явилась с подносом. Все, вероятно, было готово уже заранее. Никон отхлебнул из чашки. Похвалил тонкий аромат. Попытался угадать растения, придающие пикантные нотки. Не угадал.
– Ни слуха – ни нюха, – с сожалением констатировала Юля.
– Для работы не важно.
– Все равно жалко. Не можете в полной мере насладиться тонким ароматом моих дорогих духов.
– Даже в той мере, в которой могу, слышу, что запах изысканный.
– Как вам обстановочка?
– Уютненько, – ответил Никон в тон.
– Если уютненько, тогда можете расслабиться.
– Хорошо.
– Что хорошо!? Расслабься. Я же сказала, что не съем. Давай, работай.
