Никону опять захотелось уйти. Противен весь этот спектакль, в который втягивала его юная развратница. Лишь воспоминания о настоятельной просьбе следователя заставляли играть свою роль.
– О чем ты хотела бы поговорить?
– О показателях моего коина.
– Что именно тебя интеерсует?
– Много чего, – Юля закатила глазки. – Эндорфин, серотонин, дофамин, анандамид, фенилэтиламин, окситоцин, к примеру.
– Ого, – удивился Никон. – Откуда такой интерес?
– Я забочусь о своем состоянии.
– Что же ты хочешь услышать?
– Я хочу увидеть, – улыбнувшись слегка надутыми губками, игриво протянула Юля.
– Это невозможно.
– Возможно.
– Нет.
– Неужели Вам сложно пойти навстречу девушке, которая пригласила Вас к себе выпить хорошего чаю в интимной обстановке?
– Я не могу нарушать правила. Это должностное преступление. Если будете настаивать, я уйду.
– Ну, Никон!
Юля, преодолев метр дистанции, присела вплотную. Опять обдало пряным афродизиачным ароматом. Схватила за руку.
– Я же не прошу все. Покажите мне хотя бы один. Вот, серотонин, к примеру. Так хочется хорошего настроения, – произнесла томно и мечтательно. – Вы знаете, последнее время у меня депрессия. Очень плохо сплю ночью. Пожалейте бедную девушку. А она вас за это поцелует!
Никон с досадой подумал – необходимо было взять у следователя письменное требование исполнять такие капризы. Прозевал. Теперь вот сиди и думай в напряженной обстановке, что делать. Нарушить инструкцию или послать всех подальше и ехать спать. Одурманенный благоуханием и желанием, чтобы поскорее все закончилось, он, в итоге, аккуратно пошел на компромисс.
– Мартин тебе показывал?
– Да-да-да. Мартин был милашка, – голос Юли стал жестче. – Он понимал – люди важнее всяких инструкций. Весь ваш Мнемонет создавался, чтобы всем стало лучше. А такие, как ты, буки, все портят.
– Мартина убили, – заметил Никон.
– Это никак не связано, – поспешила заверить девушка.
– Не знаю.
– Ладно, давай показывай уже. Не ссы. Никто не узнает.
Никон застыл, уставившись в точку на книжной полке. Решил помолчать и посмотреть, что будет. Юля, обнаружив игнор, поерзала на диване и, устроившись поудобнее, положила голову Никону на плече. Руку не выпустила. Пауза затянулась, после чего девушка небрежно заметила:
– Частый у Вас пульс. Вы не так равнодушны, как хотите казаться.
– Да, я не равнодушен. Я не хочу Вам навредить.
– Какой же тут вред. Я просто посмотрю на график несколько минут и все.
– Зачем!?
– Не лукавьте! Вы же не показываете потому, что знаете зачем.
– Что вам это даст?
– Хорошее настроение.
– И все?
– Да. Это для меня очень важно.
Никон, по совету следователя, решил сдаться:
– Хорошо, смотри, но я прерву обратную связь, когда посчитаю необходимым.
Достал планшет из сумки, нашел в анамнезе требуемый график и явил вожделеющей девице. Та уставилась на него гипнотизирующим взглядом. График пополз вверх. Быстро пополз.
– Не так резво. Остановись или я заберу.
– Не кричи, – нервно отмахнулась Юля.
График стал опускаться вниз. Достигнув прежнего значения, опять пополз вверх. Достигнув прежнего пика, опять пополз вниз. Потом опять вверх. Вниз–вверх–вниз–вверх. Амплитуда потихоньку росла. Никон хотел было возразить но, завороженный дикой пляской графика, не решился. Невольно взглянул на Юлию. Та, повиснув взглядом на конце графика, дышала все глубже и интенсивнее. Афродизиаками запахло еще невыносимее. Неожиданно, Джулия закатила глаза, издала пронзительный стон и, развалившись на диване, забилась в конвульсиях. Никон похолодел. Эпилептический приступ после таких экспериментов – это статья. Юля продолжала извиваться и громко стонать. Никон не зная, как поступить, вскочил и принялся судорожно перелистывать анамнез. Рука зависла над кнопкой экстренной стабилизации.
– Нееееет! – простонала Юля. – Ничего не делай! Плезир поломаешь.
Шторм конвульсий начал понемногу стихать. Дыхание стало более размеренным. Самоотверженные стоны прекратились. Нимфетка, с искаженно – сладострастным выражением личика, вытянулась на диване. Поправила разметавшийся халат. Выдохнула, проведя рукой от шеи к животу.
– Плезир и блаженство! Хотел бы попробовать?
Никон этого не видел и не слышал. Он уже хлопнул дверью и спешно спускался по лестнице, одинаково проклиная следователей с их идиотскими предположениями и юных наркоманок с их порочными страстями.
Глава 23.
Чувство голода обрушилось на сознание холодной вязкой волной. Никон списал это на плоды нервного напряжения, разроставшегося в последнее время. Немного перекусил по дороге на работу. Ожидаемого насыщения не произошло. Необычайно сильно захотелось сладкого. Очень сильно. Никон купил полкило шоколадных конфет, съел несколько штук. Ненадолго отпустило. Через несколько минут, у метро, голодная волна нахлынула вновь. Сердце билось часто и тяжело. Бросало в пот. Лицо и руки немели. Никон присел на оградку. Проходящие мимо дети смотрели на дядю, жующего конфеты и разбрасывающего вокруг себя фантики, с огромной завистью. В этот момент они мечтали быстрее повзрослеть и заполучить такой же неограниченный доступ к вожделенному лакомству. Никон их не замечал. Жевал, сосредоточенно глядя себе под ноги. Когда последний фантик, подхваченный ветром, унесся к дороге, Никон попытался подняться и отправиться за новой дозой. Ничего не получилось. Ноги не слушались. Голова кружилась все сильнее. В конце концов, не выдержав напора силы, прижимавшей к земле, упал в кучу шелестящих, как листья, цветных бумажек. Пока сознание окончательно не потухло, успел почувствовать, как же хорошо и приятно лежать на влажном асфальте, держась немеющей рукой за прохладную стальную оградку. Издалека послышались голоса.
– Смотри, парниша конфет с ликером обожрался!
– Бу-га-га.
– Наверное, юрист. Обошел закон о распитии спиртного в общественных местах.
– Ха-ха-ха.
– А может быть конфеты из Голландии?
– Гы. С грибами.
– Чего на фантиках написано?
– Да тут разные. Бу-га-га. Вот, «Красный мак» есть, «Кара-кум».
– Тогда понятно. Наши тоже умеют.
– Ребята, что здесь происходит?
– Да еще одни придурок. Ужрался конфетами.
– Давно он здесь лежит?
– Не знаем.
– Так, что тут у нас? Ага, тахикардия. Зрачки расширены, на свет не реагируют. Быстро вызывайте скорую.
