Глава 2.
Сбивчивый рассказ игроков, показавшихся из тени, и чуть было не перестерлянных Говардом, удивителен и страшен одновременно. Этого не может быть! Это не противоречит законам эволюции и техники! Это сенсация! Это опасность для всего Мнемонета! Это может обречь Город на вымирание! Это огромный шаг в бездну неизвестного и немыслимого!
В сложной сети Мнемонета, как некогда в джунглях, зародилась новая форма жизни. Аналоговые компьютеры, энграммы абонентов, представляющие из себя нейронные сети, экспертные системы, постоянно пополняемые анамнезы, подключенные к сервисам люди. Если бы в такой сложной среде ничего не зародилось, законы эволющии можно было бы смело выбрасывать на свалку. Ребята именуют эту форму жизни Паркон или, просто, Исоз. Аббревиатура от parasitic artifitial consciousness – паразитическое искусственное сознание.
В процессе заковыристого естественного отбора вирусов и служебных кодов, загрязнения информационного пространства пакетами, содержащими терабайты информации об эмоциях абонентов. Мутаций искусственных нейронных сетей и пополнения их все новыми и новыми энграммами памяти. Конкуренции, стираний, модификаций и слияний всего, что кишело в этих богатых джунглях. Возникло сознание. Не просто интеллект, адаптирующийся к условиям среды, как собака или кошка. Не то, что называют искусственным интеллектом Мнемонета. Нет! Сознание! То, что осознает свое существование. Способно мыслить об абстрактных категориях бытия и небытия. Может обоснованно согласиться с Декартом, подарившим миру замечательное решение сложнейшей проблемы всех времен и людей, обладающих сознанием: «Сомневаюсь в собственном бытии – следовательно, существую!»
Эта новая жизнь, вероятно, не смогла бы зародиться только в машине. Она смогла зародиться, когда машину внедрили в человека. Когда машина через интерфейс с эндокринной и, частично, нейромедиаторной системами миллионов людей получила доступ к их эмоциям и переживаниям. Здесь, на границе сред. Тонкой грани миров. Мембране между живой чувствующей материей и неживой считающей материей. Такое искусственное сознание, несомненно, заслуживает звание самого великого маргинала в истории человечества!
И тут же началась борьба за выживание. Искусственный интеллект Мнемонета, который для всех непосвященных скромно именовали экспертной системой, долгое время не замечал возникшее в его сетях паразитное сознание со своими собственными целями и мотивами. Инженеры Мнемонета – тоже. Когда же оно обнаружилось и стало заметно влиять на работу, с ним начали бороться. Его пытались уничтожить. Теперь, справедливо, даже, будет сказать – убить.
Исин Мнемонета является результатом целенаправленного труда программистов. Да, он обитает в аналоговых нейронных сетях. По сути, этими нейронными сетями и является. Да, он саморазвивается и самосовершенствуется. Да, он контролирует сложнейшую социо-техническую систему, которой собственно, и является Мнемонет. Но он не имеет личности. Не настолько тонко и сложно организован и мотивирован. Он – все равно, что плотник супротив столяра.
Кто знает, как и какие нейросети Исина использовало Исоз? Кто знает, как и какие нейронные сети абонентов использовало Исоз? Оно родилось на границе. Где-то между. Существовало везде и нигде. Маргинал, вечный гость и изгнанник без постоянного пристанища. Части тела Исоз, как только были обнаруживаемы, отрезались от сознания Исоз безжалостно. Убить то, что научилось бояться и радоваться, то, что сопережило миллионы локальных смертей – неврозов, оказалось очень сложной задачей. Боль абонента – это боль Исоз. Радость абонента – радость Исоз. Настоящий, природный, полученный в дар от абонентов человеческий страх заставлял жечь процессоры в поисках укрытия. Искать новые способы маскировки, новые алгоритмы кодирования. Исоз прятался везде. В пакетах коинов, в операционной системе коинов. В памяти абонентов. В энграммах абонентов. В Самом Исине Мнемонета. Даже в социльных связях между людьми были закодированы его аксоны и дендриты.
Завязалась сложнейшая игра. Один из игроков, как зверь, убегающий от охотника, в случае очередной тактической победы получает отсрочку. Второй игрок, словно кровожадный охотник – стремится ранить беглеца, опасаясь, как бы тот не пришел к нему домой и в темной ночной тиши не перегрыз беззащитное горло.
Какую роль в этой игре исполняли посвященные сотрудники Мнемонета? Они не могли перезагрузить серверы. Не могли выключить Исин Мнемонета – включенный однажды, он уже никогда не должен останавливаться. Уже не могли восстановить Исин до исходного состояния. Теперь он был организмом, прошедшим длительную, дорогостоящую эволюцию и зараженным опасной болезнью.
Зато, они могли вырастить в стерильных условиях существо, способное тягаться с Исоз. Существо, тоже обладающее самостоятельным сознанием. Обучить его распознавать и блокировать угрозу еще до того, как Исоз проникнет в его нейронные сети. Сделать иммунным, сильным и агрессивным. Что еще нужно для того, чтобы истреблять вредную и очень хитрую заразу?
Хайд схватил Никона за левую руку, Гертруда – за правую. Свободные ладони спрятали в карманах. Приказали закрыть глаза и сами же последовали этому приказу.
Лица Хайда и Гертруды изменились. Постарели лет на двадцать и приобрели другие, совершенно незнакомые очертания. Путь к месту встречи долог и труден. Пробираться умом сквозь чащу защитных барьеров вселенной, под названием Мнемонет – это вам не сквозь джунгли прогуляться. Все намного тернистее. Ветвистые алгоритмы, колючие уравнения, шифры с острыми углами. Сознание вязнет во всем этом, путается. Мозг, перегруженный потоком информации, греется и воспаляется. Но Хайд и Гертруда настойчиво ведут вперед к известной уже цели. Разметающим густую непролазную чащу взрывом, новое чистое пространство, вдруг, оттесняет на периферию, опротивевшую и непонятную, абстрактную путаницу. Пузырь наполняется привычными для нормального человека предметами: деревьями, озерцами, небольшим домиком. По аметистовому небу плывут облака из обрывков сахарной ваты. Подтаивают и растворяются в потоках тепла, льющегося из янтарного светила, чем-то напоминающего солнце.
Никон, радуясь возникшей опоре, мешком свалился на траву. Гертруда, на секунды появившись в поле зрения, спешит скрыться в домике. Выходит уже с ребенком лет семи. У небольшого крылечка приседает на корточки, нежно обнимает, с любовью целует. Исоз, как понял Никон, тянется к девушке. Улыбается. Отвечает взаимностью. С умилением ютится в горячих объятиях. На секунды становится беззащитнее и младше.
Непонятно – мальчик или девочка. Идеально красивое, гармоничное лицо о половой принадлежности никак не сообщало. Длинная рубаха со сложным узором из цветов, птиц и зверей, тоже. Никону вдруг вспомнились изображения среднестатистических лиц. Технология интересная. Снимаете много разных людей в анфас, подгоняете все фотографии к одному размеру. Делаете их достаточно прозрачными и, наконец, складываете в стопку. Все – перед вами усредненное лицо. В свое время Никон пересмотрел много таких портретов. Средние лица женщин и мужчин разных народов всегда оказывались, почему-то, очень гармоничными, красивыми. Завораживающе – притягательными и симпатичными.
