Большие сгустки, словно стрелками инея, быстро оплела тонкая серебристая паутинка. Тонкие ниточки, словно лучи, по прямой потянулись куда-то вдаль. К серебристому же шару, походящему на решившую поближе подобраться к земле, днем, луну. Никон поинтересовался. Хайд ответил:
«Шарик в дымке – это один из локальных серверов Мнемонета, установленный на соте. Тонкие паутинки – это информационные каналы коин – сервер. Сейчас, если повезет, на этой паутинке увидишь и паучков. Это информационные пакеты о состоянии абонента, отправляемые коинами. И служебные запросы на коррекцию баланса. Тебе удобно наблюдать все в таком отображении? Если хочешь, можно подкорректировать»
Никон ответил, что и так сойдет. Обретший степеней свободы, явно, больше трех, он носился в пространстве над колышащимися нейронами. Действительно, заметил несколько маленьких паучков, резво несущихся от центра к периферии и обратно. Хайд продолжал комментировать:
«Не надо, пока, только их ловить. Все происходит в реальном времени. Пакеты ползут со скоростью движения сигнала в эфире, плюс скорость обработки на серверах. Полетели к шарику! От него можно будет прийти к серверу высшего уровня»
Хайд устремился к серебристой сфере. Никон не видел его, но каким-то образом чувствовал направление движения и расстояние. Двигались они со скоростью пакетов-паучков, поэтому, быстро достигли сервера. Вблизи шарик оказался большой сферой. Поверхность ее выглядела сложной, игольчатой. Если бы исследователи сейчас имели тела, то не уместились бы между тонких нитей. Хайд позвал:
«Полетели внутрь! Посмотрим внутреннюю структуру. Ты уже заметил, что можешь менять свой масштаб. Для осмотра больших сегментов, можно усилием воли увеличиться, и -наоборот»
Никон последовал за Хайдом. Сфера, вдруг, быстро разрослась. Накрыла горизонт. Исследователи влетели за поверхность, казавшуюся ранее границей шара. Вдоль нитей последовали внутрь. Там Хайд отыскал информационный канал, ведущий дальше, к серверу высшего порядка. По нему уже сновали тысячи паучков.
«Кроме масштабов, серверы разных порядков ничем особо не отличаются. Летим к Искину. В Мнемонете его, почему-то, называют Эдеркоп. А вот, собственно, и он сам. Надо теперь увеличиться!»
Никон стал отдаляться вслед за Хайдом. Наконец увидел: сребристые ниточки разных порядков, в совокупности своей, предстали в виде огромной многомерной паутины. В самом центре восседал исполинский, многолапый и многоглазый серебристый паучище. С лап его сползали миллионы паучков-пакетов и неслись по паутине, шустро, к коинам своего назначения. Возвращались обратно.
Никону, вдруг, вспомнился логотип Мнемонета. Загадочная и многозначная перевернутая Омега, на фоне бесформенного заштрихованного, словно паутинка, облака. Ведь это – самый настоящий паук, цепко держащий в лапках букву «N». Вид спереди. И еще один паучок держит букву «o».
Хайд прокомментировал:
«Смотри! Видишь нить, которую меганогий Эдеркоп держит в одном из ртов? Это информационный канал к серверу управления. Искин Мнемонета существует как отдельное, целостное существо. Его так вырастили. Он послушен серверу, но действует как самостоятельный живой организм. Паутина – это мир, который он создал и в котором живет. Который контролирует. Можем полететь посмотреть его нейронные сети, если хочешь. Там можно найти энграммы интересующих тебя людей. Или повлиять на их баланс. Правда, когда мы проникнем к нему под оболочку, запустятся защитные механизмы и нам придется немного повоевать с его иммунной системой. Придется так отбиваться, что и на структуру-то толком не посмотришь»
Возможность отыскать энграммы некоторых старых знакомых Никона чрезвычайно заинтересовала. В первую очередь он потребовал у Хайда снимки Катрин и Говарда. Атаковать начали, когда уже далеко залетели за поверхность Эдеркопа. Тел у исследователей не было. Вцепиться в руку или ногу никто, разумеется, не мог. К их зрящим, бестелесным умам ринулись зыбкие, амебообразные сгустки. Сначала поодиночке, потом небольшими группами. Они стремились поглотить, обволочь, отгородить парящие среди сложных структур нейронных сетей умы от остального пространства. Сделать такое со свободными точками, шныряющими в многомерности, не так уж и просто. Но лавировать на пути к цели приходилось на грани возможностей. Каким-то чудом, Хайд быстро отыскал необходимые узлы. Никон, принявшийся отчаянно копировать, завершить не успел. Все разрушилось.
Вспышка сильной жгучей боли поразила бестелесную точку. Словно единственный здесь орган чувств – ум, обожгло ярчайшим светом или СВЧ излучением. Потом наступила кромешная тьма. Та пустота, которая зияла на старте. Только и материи никакой уже не было. Вакуум небытия вокруг и бесконечно болезненное бытие внутри. Никону показалось, что сейчас он, распираемый огромным давлением, разрушится. Как великая первичная сингулярность в момент большого взрыва разнесется в этой безжизненной пустоте. Рефлекторно схватился за голову руками. Получилось. Ощутил свои разлетающиеся виски и уши. Ощутил пальцы, пытающиеся удержать голову от разрушения на осколки. Ощутил, как опасно проникает воздух в его и без того раздутое тело. Чувство, что внешнее бытие вернулось за бесконечно малый миг до страшной катастрофы, сейчас казалось самым прекрасным и ярким. За всю жизнь.
Глава 4.
Вот, по какому принципу, они становятся доступными для прочтения – эти долбанные энграммы? Как из этого коктейля, в котором смешались кровь, пот, слезы, сопли, сперма, молоко и желчь вылавливаются пригодные куски мяса и костей? Самые яркие переживания, оставившие неизгладимый след в памяти? Информация, которая может пригодиться в будущем? То, что доступно для декодирования? Что осталось на поверхности? Поди, разберись! Зачем мне вся эта грязь!? В чьей памяти не покопаешься, на тонну грязного белья и испортившихся продуктов найдется грамм чего-то полезного. Вот в энграммах Мартина полезного вышло больше – два грамма на тонну. И то, к делу имеет косвенное отношение. Абстрактные размышления. В каком же суетном и энтропийном мире мы живем. Как хорошо, что все это спрятано от нас за корявой стеной защитных механизмов. А читать-то надо. Не то, чтобы противно. Грустно все это читать. После этого, даже людей неприятных, досаждавших, жалеть начнешь. А, может, даже и сочувствовать. Или, даже, любить? Надо читать…
Энграмма Катрин №1
«Мама, я очень тебя люблю. Даже не представляю, как буду жить без тебя. Ты смысл моей жизни! Да. Позвать Патера Рафаэля? Сейчас? Не пугай меня! Благословите, Патер Рафаэль. Да. Проходите. Оставить вас? Хорошо! Вы хотите, чтобы я пошла в монастырь?! Но я еще не готова! Сорок лет не возраст! После твоей смерти!? Мама! Тебе еще жить и жить. Я буду с тобой всегда! Хорошо. Я буду послушной дочерью. Только не плачь, пожалуйста! Твои слезы обжигают мое сердце. Какой монастырь!? Мама, я не хочу после твоей смерти в монастырь. Нет! Нет! Я и так полжизни, с самого рождения, провела в монастыре! Я не плачу! Нет! Не надо меня успокаивать. Опомнитесь! Я живой человек! Сколько можно надо мной издеваться! Я семью хочу! Нет достойных? Одни пошляки и пропойцы!? Да откуда ты знаешь? Если не считать промелькнувшего отца, ты кроме этого Патера Рафаэля, никого и не знаешь! Как же вы меня достали с вашим Патером Рафаэлем! Откуда он вообще взялся?!! Хорошо, хорошо. Мамочка прости. Я не хотела его обидеть! Больше не буду. Буду послушной дочерью»
