А она открыла глаза. Как в сказке спящая красавица. Вот только целовать не пришлось. У нее были удивительные глаза. Не голубые и не серые, а цвета расплавленного серебра. И ресницы длинные-длинные, с серебринкой, словно инеем припорошенные. Она смотрела на Федора своими серебряными глазами и улыбалась так, будто давно знала, будто одного его и хотела видеть.
– Я тебя нашла, – сказала и соскользнула с камня, одернула расшитое белое платье, притопнула босыми ногами и рассмеялась. – У меня получилось! А дед говорил, что я слабая, что мне нельзя в Нижний мир.
От нее шел свет, ровный серебряный свет, как от луны. Только в отличие от луны в ее лучах можно было греться. Федор кожей чувствовал это тепло. И мертвецы тоже почувствовали, зашатались, как тростник на ветру, потянулись к ней, нарушая строгие армейские ряды. Федор испугался, что они ее обидят, погасят этот спасительный свет. Он встал между нею и мертвецами, заслонил собой, приготовился защищать.
– Не надо. – Она положила узкую ладошку на его плечо, на запястье звякнули серебряные браслеты. – Они для меня неопасны. – А потом, словно вспомнив что-то, добавила: – Я Айви.
Вот она, значит, какая! Девушка, нырнувшая за ним в озеро, а потом и в Нижний мир. Смелая и очень красивая.
– А ты? – Она смотрела ему прямо в глаза, смело, не отводя взгляда. – Ты кто?
– Я Федор. – Собственное имя показалось ему грубым и некрасивым, а Айви улыбнулась. Наверное, ей понравилось.
– Это хорошо, – сказала она. – Когда знаешь имя, легче найти нить.
– Какую нить?
– Которая приведет к человеку. Без имени очень тяжело. Я долго тебя искала, Федор. Чуть не опоздала.
И словно в подтверждение ее слов камни под ногами вздрогнули, Айви швырнуло на Федора, и он поймал, удержал ее от падения. А мертвецы не удержались, просыпались грудой костей, покатились под ноги скалящимися черепами.
– Тебе нужно уходить. – Айви не спешила высвободиться из его объятий, и Федор чувствовал себя самым счастливым человеком в преисподней. До тех пор, пока снова не услышал зов…
Айви его тоже услышала, вздрогнула, вытянулась в струну, а потом решительно оттолкнула руки Федора. Лицо ее сделалось сосредоточенным, заострилось, теряя девичьи округлости.
– Он зовет, – сказала она шепотом. – Хорошо, что я уже здесь.
Нет, это было плохо. Ужасно плохо! Хрупкой ласточке не выстоять против того, кто прячется в темноте.
– Уходи! – Федор сжал ее запястья. – Улетай отсюда, пока не поздно!
Она посмотрела удивленно и, кажется, с жалостью, а потом улыбнулась, сказала успокаивающе:
– Он меня не обидит. Он меня чувствует, знает, что в моих жилах течет серебро. Видишь? – Она взмахнула рукой, и с кончиков ее пальцев сорвались серебряные искры. – Красиво, правда? Только в Нижнем мире они видны. Наверху очень редко. Наверху все гораздо сложнее.
– Кто он? – Зов усиливался, противиться ему стало почти невозможно.
– Он был здесь всегда. Или не здесь. – Айви пожала плечами. – Он очень старый и очень усталый. А еще голодный. И если злится, становится очень опасным. Мой род с ним договаривается уже много-много лет назад. И я договорюсь! – Она вздернула подбородок с совершенно детской решимостью. – А потом заберу тебя в Верхний мир. Душа не должна долго оставаться без тела, она может заблудиться.
– Не ходи! – Получилось жалобно. Федор не знал, как можно удержать быстрокрылую ласточку.
– Я не боюсь. – А ведь боялась. И серебро ее глаз потемнело, сделалось почти черненым. – И ты не бойся, Федор. Я тебя не брошу.
Быстрым движением Айви распустила косу, дернула себя сначала за черную, потом за белую прядь, и на смуглую ладошку легло два пера – белое и черное. Черным она обвела круг вокруг Федора, и зов тут же ослаб, стал едва слышным. А белое вложила в руку, сказала торопливо:
– Оно тебя выведет, если что… – И не договорила.
– Если что? – Федор дернулся за ней, но очерченный черным пером круг не пустил. – Айви! – Его отчаянный крик отразился от невидимой преграды, умер, едва родившись.
– Если я не вернусь, просто подбрось перо в воздух. – Айви улыбнулась беспечно, но кого может обмануть такая беспечность?..
Она шла к норе медленными шагами, старательно обходя разбросанные повсюду кости. Ее черные волосы трепал призрачный ветер, превращая в ласточкины крылья. А Федор в бессилии бился о невидимую стену. Огни в пещере разгорались все сильнее и сильнее, словно в ее черном нутре кто-то разложил два огромных костра. Вот только Федор знал, что это не костры, а глаза – огромные, нездешние. Они погасли, как только Айви шагнула в пещеру. Нижний мир и мертвое озеро погрузились в темноту и тишину, затаились, отсчитывая мгновения. Или часы. А может, и вовсе века. Время здесь не имело значения. Впрочем, как и все остальное.
Федор ждал, потому что ничего другого ему не оставалось, потому что Айви велела ему ждать, но все равно упустил тот миг, когда огни в пещере снова зажглись. Теперь это был не голодный желтый огонь, он светился ровным серебряным светом, а зов, едва пробивающийся через очерченный круг, превратился в сытое урчание. Вот только Айви все не выходила.
Она появилась, когда Федор потерял надежду. Не вышла, а выползла из норы. Лицо ее занавешивали волосы, совершенно седые… Она замерла на черном камне не шустрой ласточкой, а уснувшей ящеркой. Или мертвой…
Федор проломил невидимую стену. Сам не понял, как у него это вышло, просто буром попер вперед и почувствовал, что его больше ничто не держит. К норе он бежал целую вечность, как в дурном сне. А добежав до неподвижного тела, упал, не находя в себе сил убрать с ее лица седые волосы.
Айви сделала это сама, улыбнулась беспомощной старушечьей улыбкой, прошептала:
– Ну вот, я же говорила, у меня получится.
У нее получилось, вот только какую цену она заплатила? Выгорела до дна? Или позволила неведомой желтоглазой твари выпить себя?
– Я попробую. – Айви взмахнула рукой, но с кончиков ее пальцев вместо серебряных искр сорвался серый пепел. – Не получается. – По ввалившимся щекам покатились слезы. Они с шипением падали на черный камень и испарялись. – Дед был прав, я слабая и глупая.
– Ты умная и сильная! – Федор уже ненавидел ее деда. И себя он тоже ненавидел. – И мы уйдем отсюда. Где твой Верхний мир?
– Наверху. – Она улыбнулась и закрыла глаза, черные, как прогоревшие угли.
– Раз наверху, значит, пойдем наверх!
Тело Айви было невесомым, словно он нес на руках не женщину, а ласточку. Федор уходил от норы, не оборачиваясь, не чувствуя ничего, кроме лютой ненависти к Желтоглазому и решимости любой ценой вытащить себя и Айви из этого гиблого мира.
И мир отзывался на его решимость, оживал и приходил в движение. Между камнями вдруг забили ключи, вода хлынула из трещин, стремительно заполняя все пустоты. Сначала она доходила Федору до щиколоток, потом до коленей, а когда дошла до пояса, вымочила длинные волосы Айви, он понял, что утонет сам и погубит ее. Он карабкался вверх по крутому склону, пытаясь не сорваться и не уронить Айви, когда ладонь кольнуло. Белое ласточкино перо, проводник в Верхний мир. Как же он забыл?..
