Задержка русов у Булгара и в самом деле оказалась на руку хазарам. Получив известия о приближении Святослава, каган разослал гонцов по ближним и дальним городам своей державы с повелением всем, владеющим конем и оружием, идти к Итилю.
Когда знойным безветренным днем уставшие от многочасовой гребли дружинники увидели над плоским окоемом башни хазарской столицы, по берегу реки навстречу ладьям уже неслись сотни всадников. Тучи стрел взметнулись над водой, застучали по бортам и щитам дружины.
– Не худо встречают, князь, – встревоженно бросил один из воинов, выдирая из своего весла хазарский гостинец, оперенный серым гусиным пером.
Святослав надел шлем, поднялся со своей скамьи и, оглядев строй ладей, растянувшийся на добрую версту, дал знак разворачиваться в боевой порядок. Когда суда пошли плотным строем, последовал новый знак с княжеской ладьи, и весла заработали с утроенной скоростью.
Под градом стрел хазарского войска ладьи ринулись к берегу. Разом ткнувшись в песчаный откос, они замерли как вкопанные. Закрываясь щитами, дружина ринулась по склону навстречу коннице, стеной сплотившейся наверху. На ходу построившись тремя клиньями, люди Святослава разрубили на части хазарское войско. Вооруженные пиками и кривыми саблями всадники пытались расчленить эти закованные в броню и кольчугу тараны, но их оружие оказалось бессильно перед огромными двуручными мечами русов. Закинув щит за плечи, каждый из дружинников Святослава расчищал перед собой широкую тропу, а когда встречались двое земляков, рубившихся с хазарами, то пробитые ими тропки сливались в целые улицы. Так постепенно, рассекая во всех направлениях хазарскую конницу, двуручные мечи прорубили площади, заваленные трупами лошадей и людей.
Но никто из тех, кто участвовал в битве, не замечал этих улиц и площадей, не ведал о них и Святослав, сражавшийся плечом к плечу со своими дружинниками. Лишь потом из рассказов пленных узнал он, что видел их Шад – хазарский царь, стоявший на одной из городских башен. Видел и задыхался от бессильной ярости. Долго ли смогут противостоять этим ужасным русам стены Итиля? Только чудо может спасти богоизбранный народ от новоявленного Навуходоносора.
Шад велел раввинам вознести молитвы о погибели нечестивого воинства, а сам отправился во дворец кагана, дабы позаботиться о подыскании преемника, ибо на улицах уже собирались толпы черни, требовавшей казни кагана, не сумевшего предотвратить гнев Яхве и навлекшего беду на «остаток Израилев».
Когда Святославу донесли об убийстве кагана и о возведении на престол нового, князь не сразу взял в толк суть происшедшего. Лишь старик-толмач, долгие годы пробывший в рабстве у хазар, смог разъяснить ему значение обычая. Не только неудачная война, но и недород, стихийное бедствие или даже дурное знамение, вроде кометы, могло быть приписано неудачному выбору кагана или истолковано в том смысле, что изначально присущая ему благодать иссякла. Божественная сила сообщалась через кагана всему хазарскому племени, начиная с царя, кончая последним простолюдином, она воздействовала и на скот, принадлежавший хазарам: овцы и козы плодились, кобылицы доились в полном соответствии с благорасположением высших сил к кагану. Обычно, считали подданные этого живого бога, его хватало года на три, потом животворный пламень избранника угасал, и того, кого только что почитали превыше всех на земле, при общем ликовании убивали, а на его место сажали нового, подысканного жрецами согласно множеству обязательных примет, передававшихся из поколения в поколение.
Святослав подивился рассказу толмача и попросил показать дворец, в котором безвыходно жили каганы. Никто из подданных не мог видеть лик живого бога, даже от солнца укрывали верховного властителя, поэтому и жилище кагана было ограждено высокими стенами с башнями. Но когда князь ехал к дворцу через дымящиеся развалины Итиля, уже издали было ясно, что хазары позаботились о сокрытии своих тайн – и стены, и видимые за раскрытыми воротами здания стояли почерневшие от копоти. Подожженные накануне бегства Шада из города покои кагана обрушились и навсегда похоронили обитель божества вместе со последним его земным воплощением.
Долго еще кружила по хазарским землям дружина Святослава, идя по стопам вражеского войска, бежавшего с поля битвы под Итилем. Настигая его то у Саркела, то у Варачан, русы громили его в новых сражениях, не давая разрастись за счет свежих пополнений. Кончилось тем, что Шад бросил остатки своей конницы и бежал с малой свитой куда-то к горцам.
Города хазарские недолго противостояли русским воинам, ибо не было единства среди их защитников: каждый надеялся на своего бога, каждый боялся, что восстанут тысячи рабов из славянских земель, для которых и последователи Моисея, и мусульмане, и христиане равно были угнетателями.
Макет хазарской крепости Саркел – Белая Вежа
После того, как дружина Святослава оставляла за собой еще одну порушенную хазарскую крепость, по степи на многие версты растягивались обозы вчерашних невольников, отпущенных в родные края. Немало освобожденных рабов – те, у кого никого из родных не осталось в живых после хазарского погрома, – прибились к войску и выполняли роль прислуги: чистили и кормили лошадей, ставили шатры, стирали. Много среди них оказалось мастеровых – кузнецы, шорники, плотники. Они подковывали лошадей, чинили седла, упряжь, повозки. Те, кто служил прежде в поварах, готовили теперь пропитание для дружины и обоза. Все эти люди неустанно подогревали у воинов ненависть к хазарам – каждый вечер, собираясь вокруг костров, усталые дружинники слушали бесконечные рассказы об издевательствах и унижениях, которым подвергались соплеменники в Итиле и степных становищах кочевников. Их считали наравне с рабочим скотом, даже хуже, ибо скот все-таки берегли, а рабов за малейшую провинность нещадно секли плетьми, прижигали каленым железом. Освящалось это презрение к невольникам и жрецами трех разных вер, уживавшихся в каганате – все они именовали славянских богов болванами, а тех, кто поклонялся им, звали язычниками. От этих ежевечерних разговоров яростно наливались глаза воинов, глухие проклятия раздавались в черной бездонной ночи. И когда врывались покрытые пылью, потом и кровью витязи в очередной хазарский город, первые пожарища занимались в синагогах, мечетях и христианских храмах. Рушились вызолоченные деревянные колонны, подсеченные секирами, расползались драгоценные занавеси алтарей, ежились в огне священные свитки Пятикнижия Моисеева. Гремели среди обугленных стен гимны в честь громовержца Перуна, бога счастливой войны, бога кровавых пиров и веселых пожарищ.
Преследуя остатки хазарских войск, русская дружина подошла к Кавказу. Когда Шад исчез в одном из ущелий, уходящих в сердце снеговых гор, а конники каганата рассыпались кто куда, Святослав приказал повернуть на запад.
Двигаясь вдоль хребта, взметнувшегося к небесам, русы видели прилепившиеся на обрывистых склонах селения, паутину троп, по которым передвигались крохотные человечки и едва различимые вереницы овец. Воины изумлялись и восхищались одновременно: как можно жить на такой высоте, но как зато безопасно чувствуют себя эти неведомые племена, взирающие из-под облаков на растянувшееся по предгорьям войско.
