Счастливчики, их были единицы, догадывались и вырывались за черту города, ехали, бежали в другие гиперы. Рассказывали, плакали, умоляли поверить в неизбывный ужас происходящего. Но им долго никто не верил, а потом мало кто мог подтвердить их правоту. Захватчики перемещались гораздо быстрее тех немногих несчастных выживших, лишенных привычных способов передвижения и даже возможности сообщить о беде, надвигающейся на человечество. Ир снова вспомнил учёного докладчика и его историческую справку, которую тот привел «так сказать, для создания в сознании смотрящих полноты всей картины нынешнего мира». Он всегда удивлялся той умозрительности, отрешённости учёного люда, с которой те могли рассуждать о чём-либо, вроде бы, напрямую связанном и очень даже влияющем на их жизнь. Правда, этот то ли доцент, то ли профессор не слишком злоупотреблял этим, и лишь иногда у Ирбиса возникало чувство, словно учёный сам не жил в этом загубленном мире, а невозмутимо рассматривал лабораторных крыс, посаженных в банку.
«…Великие умы поначалу винили в таких массовых фобиях сверхурбанизацию с её мировым размахом. Города к 2022 году, когда всё началось, разрослись невероятно. Около четверти поверхности суши, пригодной для жилья требовательного человека двадцать первого столетия, если быть точнее — двадцать семь процентов — занимает эта разновидность формы человеческого общежития. Города сливались, поглощались, реструктуризовались и разрастались вширь, вверх и вглубь. Население медленно, но очень верно и преданно отдалось такому типу социальных отношений. Единицы, едва ли сотни или тысячи, оставались жить в редких деревнях и фермерских хозяйствах. Повсеместно стало распространенным фрахтовое трудоустройство с временным переездом по потребностям работодателей. И с обязательным размещением в родные, уютные, тёплые «муравейники». Где всё есть, всё под рукой, всё продумано и удобно. После Пищевой революции девяностых натуральная еда практически полностью стала уделом очень богатых чудаков и немногочисленных фермеров. Всё или почти всё для удовлетворения гастрономических потребностей смогла предоставить Всемогущая Химическая промышленность после открытия ещё в далеком 1978 году модифицируемой органической клеточной структуры бесконечного цикла деления. Или, по простому, БКС — бесконечной клеточной структуры. Конечно, если быть точным — условно бесконечного цикла, но, согласитесь, возможность получать пищевые волокна с тысячепроцентным приростом по массе и объёму, да к тому же вкупе с великолепными возможностями варьирования и комбинирования этих самых волокон… Это был несомненный прорыв с далеко идущими последствиями для всей человеческой популяции. Здесь также стоит отметить тот факт, который невероятно в своё время обрадовал нефтяные корпорации. БКС идеально, с минимальными затратами и максимальным эффектом синтезируется особым значительно мутировавшим видом грибка Candida divinum из сырой нефти и производных, значительно более трудоёмко и медленно и с малым выходом — из продуктов переработки каменного угля и природного газа. Нейман и Лившиц в девяносто втором получили Нобелевку за культивацию этого грибка, они же назвали его за удивительные свойства «божественным». Конечно, как уже было отмечено, при сильном желании и затратах можно получать БКС из различных видов органики, но нефть, и вообще углеводороды подходят в качестве сырья для производства гораздо лучше. Соответственно, некоторый спад потребления нефтепродуктов из-за снижения спроса на автомобильную продукцию на стыке веков, скомпенсировался значительным увеличением потребления углеводородов для нужд Пищевой промышленности. Что ж, это, пожалуй, гораздо лучше, чем бездарно сжигать её ради простого обогрева или желания перемещаться в пространстве. М-да.
Но продолжим. В виду вышесказанного население, как разумно было предположить, заметно ускорило свой рост, вместо прежних двух до пяти процентов в год. Мегаполисы росли по всей планете как грибы на болоте, с населением от пяти миллионов становились мультиполисами, в обиходе — мультиками, со всеми вытекающими из такого положениями правами и обязанностями. Как вы знаете, каждый мультиполис имеет право на собственную независимую сеть пищевых комбинатов и сеть прямых тоннелей со всеми граничными собратьями. Приставку «гипер» чрезмерно разросшийся город получал после пятидесяти миллионов, иногда раньше, если это был какой-либо значимый центр, вроде Святого Питера с его «скромными» четырьмя десятками. Прямые основные и извилистые дополнительные линии-щупальца городской подземки растягивались на сотни километров, превращаясь в транспортную паутину, в которой можно было легко заблудиться без помощи мощной распределённой системы маршрутизации и управления. Бесконечные кварталы нескончаемых высоток с высоты птичьего полета казались громадными диковинными лесами со слишком однообразными серыми угловатыми исполинскими деревьями-стволами.
Города разрастались так, что поглощали целые страны, границы становились слабой условностью, не смотря на все принимаемые правительствами меры по сохранению суверенности. Европа самоопределилась в десяток величественных гиперполисов с небольшими прослойками и островками-заповедниками природы. Старушка Европа стала объединенной как никогда, ну хотя бы территориально, в могучие населённые узлы западной цивилизации. На Востоке полноводно разлился на многие десятки километров трёхсотмиллионный Пекин. Недалеко от него отстал вечный конкурент Шанхай, с его двумя сотнями миллионов. Ну и, на Юге, безусловный лидер планеты — ультраполис Бомбей. Что же до нашей страны, то, вобрав в себя по разным оценкам, от шестидесяти до восьмидесяти миллионов резидентов, что составило добрую треть населения, разбухшая Москва поглотила не только всю прежнюю свою область, но и лениво поглядывала на соседние. Сейчас уже можно говорить об этом без утайки, но… боюсь, что этот печальный факт привел к колоссальнейшим потерям среди населения уже в первый год войны на территории Объединенной России. Я уж не говорю о Святом Питере, зажатом между двух водных пространств, попытка к бегству из которого явилась весьма нетривиальной задачей в то печальное время катастрофической убыли населения нашего государства.
Здесь нужно отдельно отметить, как важную деталь в осознании рисуемой нами глобальной картины, что все эти открытия и последовавшие за ними изменения в мировой экономической, политической, общественной системах, все эти, не побоюсь удачного сравнения, масштабные сдвиги глубинных пластов общества, приведшие, в частности, к заметному ослаблению военной мощи государств из-за сокращения многолюдных армий в пользу специализированных подразделений, например, по борьбе с частыми демонстрациями или вездесущими террористами, и, как следствие, ставших ненужными огромных парков военной техники, существенно сказались на способности человечества противостоять вражеской экспансии. Хотя кто теперь знает, что для нас было бы лучше…
Не последнюю роль в нынешнем бедственном положении сыграла и неискоренимая психологическая инертность неповоротливого большинства. Людям в таких огромных густонаселённых городах, — уверяли всезнающие психологи-урбанисты, — просто некуда деться от людей. Человеку нужно время от времени побыть одному, поразмыслить о смысле жизни, снизить ритм беспощадной городской суеты. Это важнейшая потребность, коей лишено теперь человечество — увещевали они. Отсюда и всеобщий психоз, бегство от страхов, воплощающихся в неких призрачных монстров.
