Есть также предположение об некоей искусственности происхождения данного рода существ, но все сколько-нибудь заинтересованные стороны в этом вопросе яростно открещиваются от любой, пусть даже только теоретически значимой, вероятности такого варианта возникновения проблемы, тем более с их, этих сторон, участием… Не так ли, господа офицеры? Да-да, да-да.
Но я отвлёкся. Факты и только факты. Итак, что ещё? Большинство населения либо погибло, либо, что более вероятно, необратимо, с полной потерей самоопределения, порабощено таинственными захватчиками. К четвёртому году Войны, 2025 по старой системе, только два способа борьбы с угрозой оказываются сколько-нибудь эффективными, правда только в отношении некоторого сдерживания врага. Первый прост и очевиден, после того как остатки аналитических способностей были всё же задействованы находящимися в состоянии непреходящей паники представителями обороняющейся стороны. Потеряв девяносто восемь процентов населения, оставшиеся начали более или менее активно действовать. А именно — разрушать все имеющиеся под землёй тоннели. Взрывать, затоплять, бетонировать — делать всё, что можно было ещё успеть сделать. Здесь, правда, существует одна проблема, но об этом — позже… И бросить все силы и современные средства геологоразведки для обнаружения новых каналов продвижения врага. Это является довольно сложной задачей, учитывая, что подземная инфраструктура Земли, возникшая за предыдущие полстолетия, стала не просто большой — она поистине колоссальна. Более того, из-за стремительных потерь территории, мы потеряли также не только контроль, но порой даже просто доступ к подробной информации о существующих сетях каналов. Не скрою, мы похожи на маленького мальчика из старинной сказки, затыкающего пальчиком дыру в дамбе. Ему, правда, по легенде, удалось помочь родному городу. А вот наша «дамба» вот-вот рухнет под напором, и вовсе не воды.
К тому же, как следствие геноцида, у людей возникла проблема, которая не заявляла о себе вот уже многие десятилетия — человеческих ресурсов просто стало не хватать для линий обороны. И поэтому все надежды возложены на второй способ — на вас, смотрящих.
Вы можете противостоять, хотя бы отчасти, врывающимся в очередной город неуловимым передовым группам противника или сдерживать их вторжение, пока не будут завалены все известные проходы в город и не будет завершена эвакуация…
А ещё больше мы нуждаемся в каком-то чуде, способном остановить и обратить вспять этот чудовищный рак, поражающий человечество. Н-да.
Но что можно сказать о нынешнем положении вещей?
К октябрю текущего года картина мира по обрывочным сведениям в отсутствие глобальных коммуникаций представляется следующей.
Под контролем врага находится девяносто два процента городских поселений человечества и число это продолжает расти. По неясным пока причинам чужие не захватывают обширные территории вне городов. Но, как вы, надеюсь, понимаете, современная цивилизация не мыслит себя без данной основы социального взаимодействия. И скорее всего, захват остальной жилой территории — лишь вопрос времени.
Всё ещё подвластными людям являются относительно отдалённые от основной массы единичные гиперполисы Южной Африки, малочисленные мультигорода Сибири, единичные — в США, несколько — в северной Канаде и Аляске, а также на юге Аргентины. Ещё пока удивительно чист континент Австралия, куда и начали стекаться основные наземные потоки беженцев. Также из-за естественных препятствий для расширения зоны влияния чужих в виде горных массивов или больших водных пространств по всему миру остаются ещё кусочки цивилизации, сильно разрозненные и практически полностью изолированные. Спонтанные поселения потерявшихся и отчаявшихся беженцев на открытых степных пространствах, пустошах и в лесных районах постепенно откатываются к феодальным отношениям и отрыву от остатков прежней цивилизации…»
Ир посмотрел в окно, на стремительно темнеющее осеннее небо. «Цивилизация», — усмехнулся он. Те, кто ещё стремился жить по столь дорогим сердцу горожанина Земли принципам XXI века, недавно казавшимся такими прогрессивными и незыблемыми, всё лучше понимали, что жить как раньше у них вряд ли когда теперь получится. Тьма накрывала планету вместе с вечно висящей над городами пеленой грязно-серых туч.
* * *
Матёрый бомж Егорыч блаженно возлежал на старой неубиваемой зимней куртке «Чили», которую лет пятнадцать везде таскал с собой. Он расстелил её на широкой трубе в подвале какого-то закрытого института, ромовского НИИ чего-то там «химического», наверняка — по разработке и производству еды. Старик подумал, что надо бы получше обследовать местные хранилища на предмет наличия дополнительного провианта. Труба была ещё тёплой, но постепенно остывала. Егорыч надеялся, что тепла хватит хотя бы до утра.
Если бы пожилого бича спросили, как его звать, он, пожалуй, так бы и ответил затёртым до дыр отчеством, разве что только ещё кличку назвал — Рябой. Имени его теперь почти никто и не знал. Пётр начал бомжевать ещё в середине девяностых, в Святом Питере, тогда ещё Ленинграде. Сначала он потерял работу, сразу после развала Союза, в девяносто пятом. Для таких как Пётр, простой советский конвейерный сборщик секретных приборных панелей для «оборонки», особых вариантов не было. «Вас тут по десять штук за пятак» — сказал ему перед увольнением начальник цеха, молодая крыса с протекцией хозяев. Помыкался в поисках подходящей работы немолодой уже Пётр Егорыч, чуть-чуть не дотянувший до сорока пяти и чересчур затянувший с кризисом опасного возраста, помыкался — и стал жить на пособие. Оказался слишком узким бесперспективным специалистом для стремительно меняющейся действительности. А пособие оказалось слишком «узким», чтобы покрыть собой даже элементарные нужды большой и требовательной семьи.
Почти сразу его бросила давно отдалившаяся нелюбовь-жена, отвернулись подросшие дети, вечно занятые собой и стремительно растущим городом. Оставив бывшей и дочке с сыном шикарную стометровую трешку на Петроградке, он поначалу жил в какой-то вонючей общаге на окраине, с углом метр на два, в одной комнате с ещё двадцатью никчёмными. Потом ему это надоело и он начал вольную жизнь никому ничем не обязанного. Вокруг со скоростью побегов бамбука стали вдруг тянуться ввысь чудные небоскрёбы, а он спускался всё ниже, с последних этажей и неожиданно ставших слишком далёкими и неприступными чердаков и крыш к подвалам и гаражам, но, как ни странно, с каждым ярусом вниз чувствовал себя всё более свободным. Любил Пётр, правда, чистоту тела, с детства привык к душу хотя бы раз в день, а на вольных быстро-супах помыться удавалось нечасто. Еду, впрочем, он получал регулярно, но с водой было гораздо хуже. В девяностых Пётр обитал не только в подвалах, но и в приютах, а тогда там, как, впрочем, и во всём городе, постоянно возникали перебои с водой из-за регулярного падения давления в этих новых «этажках». Это потом уже придумали «капилляры». В начале нулевых стало совсем «весело» по причине взрывного роста количества жителей, потянувшихся в город с окраин, районных городков и деревень. Этот поток без конца приумножался обильными, практически неконтролируемыми реками разношерстных мигрантов из бывшего Союза и не слишком дальнего зарубежья, готовых сутками работать за чудо конца века — «синтетику», сверхдешёвую питательную еду, которой в России (вот они, приятные плоды Пищевой Революции) вдруг стало даже с большим избытком. Но не смотря на такие житейские трудности, Пётр, всё же, старался за собой следить и не опускаться, как многие его собратья по несчастью. В душевых подземных гаражей под выросшими как грибы огромными торговыми центрами, этими «убийцами времени», вода была всегда. Туда, правда, не каждый раз удавалось попасть, охрана часто гоняла, но Пётр пользовался любой возможностью. Ну, а в остальном он не жаловался. Спать и есть — не коридоры месть, — любил напомнить себе старый бич.
