– Да, мам, все в порядке, правда.
– Он кормит тебя нормальной едой, не только булочками и бутербродами с жареной картошкой?
– Да, мама, – сказала я.
На самом деле меня до сих пор подташнивало от бутербродов с жареной картошкой, которые я съела вчера вечером. Рианнон довольно грубо отозвалась о них, когда папа подал их нам к чаю. На самом деле она очень грубо отозвалась о них. Мне стало так жаль папу, что я быстро сказала:
– Ну и хорошо, мне больше достанется, – и съела все бутерброды, и свои, и ее.
Папа сварил яйца и сбегал в магазин на углу – купил помидоры, огурец и латук, чтобы сделать для Рианнон салат, но она лишь пару раз ковырнула его. То, что папа выложил овощи на тарелку в виде забавного лица, ей тоже не понравилось.
– Твой отец считает меня ребенком? – спросила она.
Вспомнив про этот салат, я уверенно сказала в телефонную трубку:
– Папа покупает овощи для салата. А еще он повесил для меня в саду новые качели, а вчера ко мне в гости приходила Рианнон.
– Это хорошо, – сказала мама. – Ну ладно, милая, давай заканчивать разговор, иначе ты в школу опоздаешь. Рада, что у тебя все в порядке. Я пришлю тебе фотографии нашей квартиры, и парков, и пляжей, и оперного театра. Уверена, что, когда ты их увидишь, сразу же захочешь прилететь к нам.
Я сглотнула. Я не знала, что сказать. Мне ужасно хотелось в Австралию, но только вместе с папой.
– С папой хочешь поговорить, мам?
– Да, дай его на пару слов. До свидания, Флосс. Я очень тебя люблю.
– Пока, мама. Я тоже очень тебя люблю, – ответила я.
Я наклонила ухо к телефонной трубке и слушала, о чем мама расспрашивает папу. Это было похоже на разговор врача с пациентом. Врачом, разумеется, была мама. Вот о чем она спросила папу:
1. Не выглядит ли Флосс впавшей в депрессию?
2. Часто ли она плачет?
3. Грызет ли она ногти?
4. Разговаривает ли она так же много, как обычно?
5. Она в самом деле нормально питается?
6. Хорошо ли она спит?
7. Не просыпается ли она среди ночи?
8. Не снятся ли ей кошмары?
Пожалуй, маме оставалось еще разве что поинтересоваться, как часто я хожу в туалет.
– С ней все в порядке, – ответил папа. – О господи, ты всего пять минут как уехала, а уже столько вопросов. А теперь нам пора в школу. Что? Ну разумеется, она позавтракала. – Тут папа показал мне скрещенные пальцы (знак того, что солгал). Потом он попрощался и положил трубку.
– Фу! – выдохнул он. – Так, Флосс, милая, сейчас я наскоро приготовлю тебе завтрак. Не уверен, что тебе в такую рань захочется яичницу с беконом…
– Я не хочу завтракать, пап, да и времени уже нет. Опоздаем в школу.
– Нет-нет-нет, ты обязательно должна положить что-нибудь в животик. Может, кукурузные хлопья с молоком? Сейчас, только натяну по-быстрому джинсы и что-нибудь соображу, а ты пока умоешься и оденешься.
Я до сих пор еще не распаковывала ни свой розовый чемодан на колесиках, ни картонные коробки с одеждой. Когда я вытащила школьные блузки и юбку, они оказались мятыми-премятыми. Юбка вообще была вся в складках словно плиссированная.
– Пап, где у нас утюг? – спросила я.
– Что? О господи, я не уверен, что мой старый утюг вообще работает. Видишь ли, я свою одежду никогда не глажу, просто даю ей высохнуть и надеваю.
Одним словом, мне пришлось отправиться в школу мятым чучелом. Свои белые носки мне вообще не удалось отыскать, поэтому пришлось натянуть пару старых синих шерстяных зимних носков. Кроссовки у меня были под стать – все в грязи, оставшейся после походов в наш «сад». Даже волосы причесать не удалось – они свалялись за ночь и теперь торчали вверх, будто меня подключили к электрической розетке.
Папа всего этого, похоже, не заметил, пока вез меня в школу. Мы подъехали в ту самую секунду, когда Рианнон выпрыгивала из «Рэндж Ровера» своей матери. Вот уж они-то все заметили.
– Флосс! О боже! – воскликнула мама Рианнон. – Ты выглядишь слегка помятой и грязной, дорогая!
– Со мной все в порядке, – буркнула я.
– А зачем ты надела эти странные носки? Зимние и синие? – спросила Рианнон. – А в чем у тебя кроссовки? Надеюсь, это не собачье дерьмо?
– Нет, просто на них налипло немножко грязи. – Я покраснела.
Папа, беспокойно наблюдавший за нами, высунувшись из окна своего фургона и покусывая нижнюю губу, нахмурился, когда мать Рианнон выскочила из своего блестящего «Рэндж Ровера» и направилась к нему.
– Послушайте, мистер Барнс, я знаю, как трудно вам сейчас, когда приходится одному жить с дочерью…
– У Флосси двое родителей, – ответил папа. – Просто сейчас моя вахта.
– Тем не менее. Я полагаю… Знаете, вы можете раз в неделю привозить к нам домой мешок белья в стирку. Моя прачка и стирает на меня, и гладит тоже. Думаю, она не откажется…
– Это очень любезно с вашей стороны, но мы сами можем стирать и гладить, – сказал папа.
– Ну, если вы уверены, что сможете справиться сами, – сказала мать Рианнон таким тоном, будто сильно сомневалась в том, что мой папа вообще может с чем-то справиться.
– Пока, пап, – сказала я и махнула рукой, давая папе предлог, чтобы поскорее уехать прочь.
Он с тревогой помахал мне в ответ. Пожалуй, только сейчас папа понял, как ужасно я выгляжу. Я беззаботно улыбнулась ему, чтобы показать, что мне наплевать на мой внешний вид. При этом я перестаралась и растянула рот широко-широко, как на приеме у дантиста.
– Эй, Флосс, ты что, укусить кого-нибудь собираешься? – сказала Рианнон.
На стене возле игровой площадки сидели Марго и Джуди. Услышав, что сказала Рианнон, они дружно расхохотались, потом оглядели меня с головы до ног и залились еще сильнее.
– О. Мой. Бог, – вразбивку произнесла Марго. – На кого ты похожа, Флосс? Ты попала в катастрофу? Или тебя похоронили заживо, и ты только что откопалась? А что у тебя с волосами? Они торчат дыбом, как будто у тебя сейчас голова взорвется.
– А чем это от тебя так воняет? – спросила Джуди, морща свой носик. – Похоже… Да, похоже на жир, на котором жарят картошку!
– Ничего удивительного, – сказала Марго. – Ее отец заправляет засаленной грязной кафешкой.
– Наше кафе не грязное и не засаленное! – яростно вскинулась я. – Оно просто особенное. Мой папа готовит в нем знаменитые бутерброды с картошкой.
Марго и Джуди захихикали и заболтали ногами так, что едва не свалились со стенки. Рианнон зажала руками рот, но я видела, что она тоже трясется от хохота.
