– Она записной аутсайдер, но, пожалуй, рискну поставить на нее пятерку, если она тебе приглянулась.
– И за меня тоже поставь пятерку, – сказал папа.
– Договорились. Тогда сию же минуту побегу в букмекерскую контору.
Билли Щепка слишком старый и слабый, чтобы действительно бегать. На самом деле он ходит медленно, и каждые несколько секунд останавливается, чтобы отдышаться и утереть пот со лба.
Когда он ушел, папа печально покачал головой:
– Бедный старый Билли. Не представляю, как он до сих пор держится. И меня очень беспокоит, что он до сих пор торгует чипсами в своем прицепе. Сейчас в городе развелось так много шпаны, особенно по ночам. Ему нужен какой-нибудь крепкий парень-помощник. У Билли есть сын, но он живет в Австралии.
Мы с папой посмотрели друг на друга.
– Да, Австралия – это модное место, Флосс, – вздохнул папа.
– Для тех, кто хочет быть как все, – сказала я, беря его за руку. – Мы с тобой не такие.
– Ты для меня всё, Флосс, – сказал папа, сжимая мою руку. – Дороже всего остального мира. А теперь слушай мои новости, милая. Итак, я купил в «Аргосе» новый утюг самой последней модели, и пять пар белых носков на рынке, и обувную щетку, так что завтра ты пойдешь у меня в школу при полном параде, обещаю. А еще я приготовил для тебя салат, купил апельсинов и яблок, так что буду пичкать тебя витаминами, чтобы ты была здоровенькой и красивой. И пусть эта Рианнонова маменька меня больше не достает! С сегодняшнего дня я буду отличным отцом.
– Ты всегда был отличным отцом, – сказала я.
– Нет, солнышко, нет. Я всегда был никудышным отцом, во всех смыслах. – Он глубоко вздохнул. – Знаешь, у меня неприятности с кафе, Флосс.
– Я знаю, папа. Но ты не волнуйся, вскоре дела пойдут на лад. Теперь я буду тебе помогать. По выходным могу быть официанткой. Не сомневайся, ты полностью можешь на меня положиться.
– Ах, Флосс, какая ты у меня славная! Но если бы все было так просто. Нет, дорогая, боюсь, что дела мои уже не поправить. Я не говорил тебе об этом раньше, потому что сначала хотел придумать, что мне делать. Только так ничего и не придумал, а время бежит.
– Не печалься, пап. Может быть, Булочка с Глазурью принесет нам целое состояние.
– Чтобы все наладить, мне нужно, чтобы коэффициент на нее был десять тысяч к одному, – снова вздохнул папа.
Я попыталась сосчитать в уме, сколько же это должно быть денег, но не смогла. Я же не так сильна в математике, как Сьюзен.
Да и в любом случае стараться не было смысла, потому что Булочка с Глазурью пришла последней в заезде. Об этом сообщил вернувшийся из букмекерской конторы Билли Щепка. Он выглядел подавленным.
– Пустая трата времени и денег, вот что это было, – сказал он.
– Мне ужасно жаль, мистер Щепка, – сказала я, чувствуя свою вину за проигрыш. – Давайте, я приготовлю вам еще чашечку чая.
Билли Щепка улыбнулся и погладил меня по голове своими дрожащими стариковскими пальцами.
– Маленькая мисс Завитушка, ты добрая девочка, – сказал он. – Неудивительно, что твой папа так тобой гордится. Да, за мной все еще подарок к твоему дню рождения, я помню.
– Забудьте об этом. Праздник пришел вторым с конца. Я ничего не понимаю в лошадях, мистер Щепка. Впредь никогда больше не полагайтесь на меня, ладно?
Папа приготовил мне к чаю салат, а затем несколько часов гладил мою одежду новым утюгом. Гладить он не умел. Воротнички на блузках оставались сморщенными, на рукавах загладились какие-то странные стрелки.
– Давай, может, я поглажу? – предложила я, но папа не разрешил – боялся, что я обожгусь утюгом.
Он очень рано уложил меня в постель, чтобы я назавтра не проспала школу. Сел рядом со мной, обнял и прочитал мне главу из книжки про девочку и волшебную жабу. У этой девочки не было мамы, и она жила вдвоем со своим отцом.
– Наверное, нам тоже не повредила бы волшебная жаба, – сказал папа. – И волшебный утюг, чтобы сам гладил. А еще волшебный кошелек, всегда набитый пятифунтовыми бумажками.
– Пап, а что будет с нашим кафе? Нам придется его продать? – спросила я.
Папа тяжело сглотнул и прикрыл глаза. Губы у него задрожали. Я испугалась, что он сейчас заплачет.
– На самом деле это кафе уже не мое, я не могу его продать, Флосс, – сказал он. – Я занимал под него деньги. Много денег, слишком много, чтобы расплатиться. Я старался как мог, но… Короче говоря, нас могут просто закрыть.
– То есть наше кафе перейдет к кому-нибудь другому? – спросила я.
– Не знаю, милая. Возможно.
– И… И они придут и будут жить наверху вместе с нами?
– Загвоздка в том, Флосс, что квартира – это часть кафе. Если у меня отберут кафе, то и из квартиры тоже выгонят.
Я представила, как нас с папой выкидывают на улицу огромным бульдозером.
– Ой, пап! – прошептала я и вцепилась ему в руку.
– Боже мой, боже мой! Я не должен был тебе говорить об этом, особенно сейчас, на ночь глядя. Какой же я глупый! Я молчал, скрывал все это месяцами в основном потому, что сам не решался посмотреть правде в глаза. Все надеялся, что как-то обойдется, что-то изменится к лучшему, что мне дадут новую ссуду. Напрасно. Просто не верилось, что мы можем стать бездомными.
– Так что же нам делать, пап? – Я подумала о бездомных людях, которых видела, когда ходила по Лондону. – Мы что… будем жить в картонных коробках?
– Ах, Флосс! – выдохнул папа. Я не понимала, то ли он собирается рассмеяться, то ли заплакать. Возможно, он сам этого не знал. – Разумеется, мы с тобой не станем жить в картонных коробках. Нет, солнышко, с тобой все будет в порядке. Я свяжусь с твоей мамой, посажу тебя в самолет и отправлю в Австралию. Это я сделаю первым делом. Зря я согласился, чтобы ты осталась со мной. Но я так надеялся, что все как-то наладится. Увы, не повезло.
– Я не полечу в Австралию, пап! Я останусь с тобой, несмотря ни на что. Буду жить с тобой хоть в картонной коробке. – Я крепко обхватила папу за шею. – Ты знаешь, я очень люблю картонные коробки. Помнишь, у меня была такая коробка в детстве и я сидела в ней со своими куклами и плюшевыми медведями, играла с ними в дочки-матери.
– Ты была такая сладкая маленькая девочка, – сказал папа, целуя меня в макушку. – Ну а теперь успокойся и спи. Доброй ночи, милая. И ни о чем не волнуйся, обещаешь?
Ну как не волноваться? Я очень долго не могла заснуть, а когда заснула, мне приснилось, что наше кафе превратилось в картонную коробку. Потом пошел дождь, и стенки коробки размокли, ее дно разошлось, и я стала продираться сквозь картонную дверь, крича и ища папу. Когда я его нашла, он показался мне очень старым и хрупким, а когда я его обняла, он вдруг сложился у меня в руках, словно сам был сделан из куска картона.
