Нелли остановилась, чтобы оглядеться.
В обе стороны вдоль шипящей воды тянулась узкая полоска грязного песка. Вдалеке, в море, был виден остров Кит, очертаниями напоминавший высунувшуюся из воды спину огромной рыбы. А маленькие треугольные скалы с южной стороны острова походили на хвостовой плавник. Справа, едва просматривающийся в серой дымке, на конце длинной и плоской косы торчал, словно брошенная в песке бутылка, старый маяк. Слева вид на причалы грузового порта закрывал прочно севший на мель полуразрушенный дебаркадер с плохой репутацией: поговаривали, что на нем не раз гибли слишком любопытные дети.
Нелли, родившаяся в портовом городке, не любила море. Она боялась его. Именно в море погиб ее отец.
Именно это море кляла мать. Нелли росла у воды, но не могла избавиться от ощущения ужаса перед глубиной и поэтому плохо плавала. Можно сказать, в основном, стояла в воде, держась пальцами ног за дно.
Но главное – вид бесконечной серо-синей поверхности и завораживающий ритм волн, лижущих берег, вызывали у нее приступ одиночества и отчаяния.
Марите чувства Нелли были непонятны: предводительница банды Рыбного переулка могла сплавать до бакенов, держась за щепку, а это около часа туда и обратно. Марита активно участвовала в морских баталиях и регатах на самодельных плотах и утлых лодках, устраиваемых мальчишками, даже выигрывала в соревнованиях по длительному пребыванию под водой. Над Нелли она посмеивалась и при всех называла «сухопутной крысой».
Нелли не слышала в шепоте моря ни радостного призыва, ни успокаивающих песен, только: «Я большое и огромное, ты – жалкая тварь на берегу». В такие минуты все обиды и разочарования вылезали из самых укромных уголков души Нелли и взывали к погружению в них.
Сейчас Нелли тоже готовилась впасть в состояние тяжелой грусти. Неприятные воспоминания поползли как дождевые черви на мокрый асфальт.
«Почему Гай пытался меня убить?» – вылезла самая обидная на этот момент тема.
«А Эрик-то, змей! Я его спасаю, а он мне: „Привет! Камешком по лбу не хочешь?“»
«Они дали мне два дня, это я хорошо помню. Но почему только два? Я продержалась дольше».
«Почему они вообще говорили о сроке? Вдруг ЗНАЛИ, что я превратилась в крысу? Может, пока я спала, они сговорились с фламинами?»
«Может, мое бедное тело лежит там, у ангара?»
«Хорошо, что я была в джинсах».
«А тетка Джен, наверное, бродит по городу в истерике!»
Тяжело вздохнув, Нелли побрела в сторону дебаркадера, где ее ждали спутники.
– Устала? – заботливо спросил Цицерон, когда она к ним приблизилась.
Нелли отрицательно замотала головой.
– Нет! Просто я вспомнила это место. Оно опасное.
– Ты права. Но для людей – не для нас. Потому что это наше место.
– В смысле крысиное, – вставил Нума.
С берега на дебаркадер вел пеньковый канат, лохматый от старости и ветра. Корнелий легко запрыгнул на один из чугунных кнехтов, к которым был намертво прикручен его конец.
Канат провис, так как тяжелый дебаркадер сидел на мели. Следопыт, не обращая внимания на шаткую переправу, легко проскакал на борт судна.
– Другого пути нет? – жалобно спросила Нелли.
– Давай не тяни, а то чайки заметят! – пригрозил Цицерон и указал на копавшуюся поблизости в прибрежном песке белобокую стаю.
– А они что, крыс едят? – удивилась Нелли.
– Они все едят! – Цицерон подтолкнул Нелли, медленно забиравшуюся на кнехт.
– И еще причмокивают! – крикнул с борта Корнелий.
– Чем, клювом? – буркнула Нелли и, стараясь не раскачивать трос, буквально поползла по нему. Борясь со страхом, она начала проговаривать стишок, который хорошо знают дети, живущие у воды:
Если чайки поплавками раскачались на воде,
Значит, солнце будет скоро,
Значит, будет ясно.
Если чайки, словно куры, ходят-бродят по земле,
Значит, в море выходить
Морякам опасно…
Лапы тряслись от напряжения. Внизу плескалась черная в тени дебаркадера вода. В самой нижней точке пути Нелли таки заглянула в воду, как в зеркало. На нее смотрела довольно приятная крыска с черными, немного удивленными глазками, розовым носиком и катастрофически облезлой шерсткой. Зеленое сияние нанесло непоправимый ущерб шубке, как моль дорогому ковру.
«Пес горелый! Это называется „сходи к фламинам“. Вообще без шубы оставят! – зло подумала Нелли. – А я-то, красота невозможная, еще бедняжку Аврору обругала!»
Злость придала Нелли сил, и она, перебирая лапами, как заправский канатоходец, быстро выбралась на борт дебаркадера.
– Что тут у вас? – спросила она, чувствуя себя совсем несчастной.
– Научный центр, – гордо произнес Корнелий.
Запыхавшийся Нума, тяжело переваливший через палубное ограждение, добродушно добавил:
– Не волнуйся, Нелли, я тоже здесь впервые.
Научный центр! Она уже ничему не удивлялась.
Угасавший день накинул вечернюю рубаху с грязно-розовым отливом. В том месте, где небо касалось моря, тревожно и тяжело засинело.
– Будет дождь, – сказал Цицерон и потер ухо.
Корнелий повел всех к люку, ведущему в трюм. Из него несло сыростью, плесенью, лекарствами и кислой капустой. Тоненько примешивался запах алкоголя или браги. Так всегда пахло около портового бара «Синий козел», куда мать, взяв за руку Нелли, ходила искать отца.
Крысы начали молча спускаться по ржавым ступенькам.
Дебаркадер, брошенный людьми, не хотел разрушаться. Хотя со стен полосами свисали куски старой краски, ржа покрыла все металлические детали, а внизу хлюпала вода, залившаяся через трещины и незадраенные люки, он выглядел огромным кораблем, способным отправиться в плавание.
– Неужели здесь могут вылечить? – Нелли спросила тихо, но эхо усилило ее слова до легкого ветра, пробежавшего по всем уровням трюма.
– Могут, – не совсем уверенно ответил Нума почти шепотом.
– Это не просто больница, а научный центр, – начал вполголоса пояснять Цицерон. – Здесь обитают крысы, которые выбрали своим долгом изучать человеческие лекарства.
Где-то внизу заскрежетало, словно нож на сковородке пытался переписать книгу рецептов. Все остановились. Но неприятный звук стих. Корнелий махнул лапой: «Вперед!»
– Главным здесь ученый крыс Руф, по совместительству – лекарь, – тихо продолжил Цицерон. – В свое время он убежал из человеческого Лабораториума. Сохрани нас, Конс, от этого ужаса!
– А он не фламин? – встревожилась Нелли.
– О, нет! Просто крыс. Но умный. Ему удобнее проводить свои исследования здесь, вдали от пага. Кроме того, сама понимаешь, ученых лучше держать подальше от обычных крыс.
