Лежать и гнить здесь добровольно!
Отцовский долг платить тебе!
Не то отцу гореть в огне!
Забудь пустое благочестье!
Быть с Крысоловом тебе вместе!»
С улыбкой маленькая Фина
Колдунью молча проводила.
И слышен тихий топот лап —
То к Фине сотни крыс спешат.
Вот к Фине в дверь стучится день.
Отец с подарком входит к ней.
Но никого на ложе нет.
Лишь сотен лапок грязный след.
Лишь гнойных простынь лоскуты.
А вместо девочки – цветы.
Закрыты были окна, двери!
Но Серафины нет в постели!
Цветами вся постель укрыта,
Вьюнком и розами увита.
Фиалок нежен аромат.
То не постель – цветущий сад!
Поместье в радостном смятенье.
Но кто там ходит в отдаленье?
Широкий плащ на нем алеет.
То гордый маг себя жалеет.
Глава 39
елли! – первым, не дождавшись подружки, не выдержал Нума.
– Нелли! Ты оттуда слезешь? – присоединился к нему брат.
Свернувшись клубочком, Нелли лежала на выступе под потолком. Не было никакого желания спускаться вниз. Но, главное, не хотелось выдать невзначай, что она знает Крысолова. Этого или какого-то другого. В любом случае, Нелли была уверена, что крысы, подозревая о встрече с Крысоловом, таким необычным способом пытались охладить ее доверие к Люциусу.
Она припомнила, что историю о девочке с крысами, но очень коротко на уроке литературы рассказывала учительница Сульпиция. Если для людей это не тайна, значит, книга Фины – документ. А любой документ, считала тетка Джен, – хвост реальности. «За уголок скомканного листа можно и слона случайно вытянуть», – говорила она, складывая всевозможные квитанции, справки, счета, чеки, выписки и бумажные ярлыки в жестяную коробку из-под чая с полустертой надписью: «Вдохновение».
Если Крысолов опасен, почему он спас ее, Нелли? Зачем использовал свирель, чтобы напомнить о себе? Почему он так боится своей напарницы – Розы? Напарница ли она? И почему бежать от «них»? От кого – от крыс или фламинов?
«Хорошо, что с пагом Августы все понятно! – размышляла Нелли. – Пусть скрывают свои секреты, но хотя бы позволяют жить».
«Ой-ой-ой! – с усмешкой вставила Ненэ. – Дом выделили. Можно сказать, комфортабельный дворец!»
«Пусть нора! – решительно подумала Нелли. – Зато в одном из лучших районов колонии».
«Ты уже думаешь как крыса!» – возмутилась Ненэ.
– А я и есть крыса! – сказала Нелли вслух.
– Ну мы не сомневались! – послышался снизу голос Цицерона.
Нелли высунула голову из укрытия:
– Сколько раз говорила, что подслушивать нехорошо!
Она, демонстративно пыхтя («я страшно недовольна!»), спустилась с выступа на пол пещерки. «Только бы они не заговорили о Крысолове!» – думала Нелли.
Оказалось, Сефлакс уже свернул свиток, Элленика и Бэсс ушли, оставив корзинки с едой, Нума изучал содержимое одной из корзин, а Корнелий растянулся на сене, поглаживая больной бок. Только Цицерон, стоя посреди норы и по-человечьи сложив лапы на груди, встретил Нелли изучающим взглядом.
– Ну?
– Что?
– Что ты думаешь о книге Фины?
«Не отвертелась», – обреченно подумала Нелли.
– Интересно. Печально. Крысы ее съели? Или…
Цицерон вздохнул.
– Ох, Нелли, не наделай глупостей, – сказал он с такой родительской заботой, что у Нелли навернулись слезы.
Она всхлипнула. «Что? Не удалось с головой окунуться в тоскливое одиночество? – опять шепнула Ненэ насмешливо. – Все, девочка! Это друзья. Друзья отвечают за тебя, ты – за них».
Нелли чувствовала, что не справляется с теплом, растущим в сердце. Она начала рыдать, не стесняясь.
– О! Снова гнетущая сырость! – сказал Цицерон дрогнувшим голосом. Он не удержался и обнял льющую слезы подругу, а потом тоненьким голоском пропищал: – Я тебя умоляю, а то сейчас сам начну рыдать.
– Не издевайся, – пробубнила Нелли, уткнувшись в широкую грудь друга.
Нума сунул ей под нос лист капусты.
– Ты поешь, легче станет! – посоветовал он участливо.
Нелли тоненько завыла и перекинулась на грудь толстяка.
– Ой, Нелли, ты и правда кого угодно доведешь до инфаркта! – сказал Нума, нежно ее обняв.
– Откуда… ты можешь… знать, что… это такое? – прерывая речь всхлипами, поинтересовалась Нелли.
– Крысы и люди болеют одними и теми же болезнями, – теперь говорил Корнелий, тихо подошедший к компании.
– Только люди блохами не болеют, – уточнила Нелли, успокаиваясь. – И хвосты у них не болят.
– Да, – согласился Корнелий. – Хвост – важнейшая часть организма. Знаешь, как Лизия однажды сказала? «Что у крысы на душе, то в зарубках на хвосте!»
– Ой, Нелли! У тебя такой богатый внутренний мир, – еле сдерживая смех, сказал Цицерон и показал на ее хвост, украшенный шрамами.
Нума захихикал.
– Или лучше так, – продолжал смешить всех Цицерон: – Такой жизненный опыт, что хвост едва держится!
– Тогда вы все – совсем детки, – приняла участие в пересмешке и Нелли. – Вам до моих зарубок еще жить и жить!
– А дырявый бок Корнелия – это опыт или сердечная рана? – вдруг спросил Нума.
Нелли смутилась.
– Правильно все-таки люди сделали, что лишились хвоста: теперь никто не догадается об их истинных чувствах, – сказал Цицерон и по-братски приложился лапой в бок брата.
Все засмеялись.
Нелли, улыбаясь, вздохнула:
– Я вас ни за что не покину…
Крысы продолжали улыбаться, но глаза у всех сделались серьезные.
Тут Нелли заметила Сефлакса, молча стоявшего в обнимку со свитком. Он, прищурившись, внимательно разглядывал друзей.
– Что, триарий, помочь донести? – спросил Цицерон, тоже обративший внимание на неподвижно стоявшего крыса.
– Ты ведь тот самый Сефлакс, который готовил притянувшее меня Замещение? – тихо спросила Нелли. – Зачем ты здесь? Следишь?
– Ты – результат неудачно спланированной операции, – сухо ответил рыжий крыс. И добавил: – Мной спланированной.
– Я вообще – сплошная ошибка! – усмехнулась Нелли.
– Я знаю, что ты знаешь, что человек Эрик, ныне крыса, жив.
