Его рабочий график не предусматривал отпусков и выходных. Сегодня — спектакль в Париже, завтра — репетиция в Лондоне, послезавтра — гала-представление в Монреале, еще через двое суток — начало гастролей в Токио… В подобном темпе он жил не год-два, а целые десятилетия! Став заманчивой фигурой для множества театров, танцовщик постоянно выступал со всеми ведущими (и неведущими) балетными труппами мира: «Гранд-опера», «Ла Скала», «Американский балетный театр», «Национальный балет Канады», «Венская опера» и др., за исключением балета стран социалистического лагеря. Этот темп сохранился на протяжении всей творческой жизни Нуреева, до самых последних туров по Англии и Австралии в 1991 году. Кроме того, с 1974 по 1991 год состоялось бесчисленное множество концертов антрепризы «Нуреев и его друзья».
В 1964 году Рудольф, как уже упоминалось, создал свои редакции классических балетов «Лебединое озеро» П. Чайковского на сцене Венского оперного театра и «Раймонда» А. Глазунова для гастрольной труппы лондонского Королевского балета. В 1966 году в Венском оперном театре поставил свой первый оригинальный балет «Танкред» на музыку Хайнса Хейнца, а также «Манфред» на музыку П. Чайковского. В дальнейшем в различных труппах ставил «Спящую красавицу» и «Щелкунчика» П. Чайковского, «Дон Кихота» и «Баядерку» Л. Минкуса, «Золушку» и «Ромео и Джульетту» С. Прокофьева и др.
Далеко не все ценят его как постановщика. По свидетельству очевидцев, известный балетмейстер Юрий Григорович обронил, что Нуреев не создал ничего нового, а его постановки — лишь копии ленинградских балетов. Танцовщик Николай Цискаридзе в одном из интервью обмолвился совсем об обратном: мол, принимая во внимание все заслуги Рудольфа Нуреева, нужно отметить, что он немало навредил своими постановками — ставил балеты по памяти и потому с искажениями. Но ведь искусство балета как раз и характерно тем, что хореография передается из века в век по памяти исполнителей. Естественно, при этом что-то теряется, но обретается еще большее. Кроме того, постановщик вправе вносить изменения в спектакль, привносить в хореографию что-то свое.
«Когда и где я вношу изменения, на то есть причина, и основательная причина, — говорил Нуреев, — потому что мы танцуем эти балеты сегодня, а не вчера». Лучше, думается, не скажешь!
Французский модельер Пьер Берже считал Рудольфа слабым хореографом, журналисты почему-то любят цитировать его высказывание: «Его балеты не представляли никакого интереса, хотя ему порой, как в «Лебедином озере», удавались интересные решения».
Балеты не представляли никакого интереса… Кроме разве того, что Нуреев благодаря постановкам русской классики поднял балет во всем мире на небывалую прежде высоту. Впрочем, стоит ли серьезно относиться в данном вопросе к мнению модельера, пусть и такого, как коллега и сожитель самого Ив Сен-Лорана?
Кстати, сам Сен-Лоран однажды сказал о Нурееве: «Когда я его вижу, то ощущаю дрожь в спине — это гений».
А Нинет де Валуа, чьей высокой оценке в мире балета вполне можно доверять, считала нуреевскую версию «Щелкунчика» лучшей из всех ею виденных. Рудольф очень любил этот шедевр П.И. Чайковского и называл его больше чем новогодним «детским» балетом. «Если вы вслушаетесь в музыку, то осознаете ее поразительную глубину и силу чувств. Это не просто приятный балет», — говорил он. За четверть века, что миновали после премьеры «Щелкунчика» в Стокгольме, количество постановок нуреевской версии во всем мире превысило количество постановок других редакций этого русского балета. Рудольф творил буквально чудеса, методом хлыста и пряника выжимая все возможное из беспомощных и ленивых кордебалетных артистов зарубежных трупп, чтобы заставить их танцевать более или менее прилично. «Можно было почти ощущать хлыст Нуреева над их головами, ибо эта труппа еще никогда не достигала подобной точности и технического блеска», — со знанием темы писал критик, дважды посмотрев поставленный им «Щелкунчик» в шведской столице.
«Прежде всего я считаю, что его концепция обогащает одну из самых очаровательных партитур Чайковского и придает зрелость тому, что слишком часто ассоциировалось с проигрывателями в детской», — констатировал другой критик. «Никакая из виденных нами версий «Щелкунчика» не была столь драматичной и не носила столь яркого отпечатка индивидуального стиля», — высказывался третий рецензент.
Не случайно Нинет де Валуа, убедившись в хореографическом таланте Нуреева и, как она выражалась, в его даре к восстановлению классики, предложила ему в 1963 году поставить в «Ковент-Гарден» третий акт «Баядерки».
— Всего лишь один акт? Так мало? — воскликнул огорченный Рудольф. Он попытался было заговорить о постановке всего шедевра, но получил ответ, что этот балет давно уже вышел из моды.
В тот раз Рудольфу пришлось смириться с решением театрального руководства. «Немодная» «Баядерка» в ее полном виде ожидала его впереди… «Теперь в «Баядерке» он показал нам великую классику, которой можно восхищаться, и, что не менее важно, научил нас ее танцевать», — писала зарубежная пресса.
Но неужели и правда вышли из моды блестящая, словно созданная для танца музыка Людвига Минкуса и не менее блестящая классическая хореография Мариуса Петипа? «Балеты Петипа подобны драгоценным камням, которые надо заново вставить в оправу, чтобы их сверкание бросилось в глаза нашим современникам», — разве эта великолепная нуреевская фраза не достойна частого цитирования?
Удивительная аналогия! Когда лет пять назад автор этой книги предложила рукопись о Рудольфе одному из самых крупных книжных издательств России, то получила потрясающий ответ главного редактора: «Нуреев? Такая книга нас не заинтересует, потому что его мало кто помнит и знает, а написано о нем много».
Весьма обескураживающее высказывание руководителя издательства, которое одно из немногих в нашей стране выпускает книжную серию о мастерах балета! Галина Уланова, Екатерина Максимова, Марис Лиепа, Михаил Барышников — безусловно, значимые и достойные имена для этой серии. Но книге о Рудольфе Нурееве — практически первой книге российского автора о знаменитом танцовщике! — места в этой серии не нашлось. Нонсенс? Более чем!
Признаюсь, ответ издателя крайне поразил меня своей странной позицией. О его очевидной нелогичности и говорить не приходится: Рудольфа мало кто помнит и знает, а написано о нем много, т. е. выходило немало книг. Почему ж тогда не помнят и не знают? Книг было все-таки недостаточно? Судя по их обычному отсутствию на книжных полках, догадка верна: читательский интерес к Рудольфу Нурееву насытить так и не удалось, несмотря на выход одного за другим переводных зарубежных изданий.
И это Нуреева-то мало кто помнит и знает? Да он до сих пор более известен и популярен, чем Барышников, несмотря на то, что его нет с нами на Земле. Встречаются люди, весьма далекие от балета, которым неведомо, кто такой Барышников, но хорошо известно, что Нуреев великий танцовщик, когда-то оставшийся на Западе… Это слишком знаковая личность для мирового искусства, да к тому же со скандальным флером, чтобы быть неинтересным большому кругу читателей. Естественно, значение и огромное дарование Барышникова при этом никто не отрицает, он действительно прекрасный танцовщик с мировым именем.
