«Он никогда не рассказывал о своих взаимоотношениях, — говорила Линн Сеймур. — Ронял время от времени какие-то крохи, но всегда не особенно важные. По-моему, Рудольф любил компанию, но дорожил и своим одиночеством и всегда опасался, как бы кто-нибудь не подошел слишком близко».
С этим был связан и материальный аспект. Рудольф, по словам друзей, «никогда не хотел никого содержать… старался изо всех сил, чтобы добыть для своих бойфрендов работу, так как не желал их поддерживать». На словах он вроде и не хотел, чтобы любовники работали на него, но они постоянно это делали в том или ином качестве. «Его бойфренды временами превращались в слуг, — говорил хореограф Р. ван Данциг. — Он не рассматривал их с этой точки зрения, хотя часто обращался с ними как с таковыми. Если Уоллес находился в комнате, когда Рудольф спешил на самолет, он приказывал ему взять его чемодан, бежать к такси и не отпускать его, пока он не выйдет».
Но если говорить о преданных друзьях в роли слуг, то больше других от Рудольфа доставалось его многолетней подруге Дус Франсуа. С этой красивой француженкой чилийского происхождения, которая вела его дела, помогала заключать контракты, Нуреев совершенно не церемонился и обращался подчас жестоко.
«Она приходила рано утром, — рассказывает Руди ван Данциг, — просматривала его почту и проверяла, все ли в хозяйстве в порядке. На столе каждый день появлялись огромные пачки писем со всего мира, а также счета и уведомления из налоговой инспекции, которые были для Рудольфа сущим мучением.
Хотя Дус утверждала, что у нее есть и какая-то собственная работа, в дневное время она часто появлялась в театре, приносила термос с супом и сэндвичи для мастера, да и вечером она тоже оказывалась неподалеку от нас. Ее энергию можно было сравнить только с энергией Рудольфа»
[48]
.
Рудольф Нуреев и Линн Сеймур на острове Корфу. 1978 г.
— Он нуждается во мне, если я не буду приходить, то вся его жизнь пойдет вкривь и вкось, — говорила она, — кто-то же должен вникать в его контракты, следить за доходами, присматривать за домашним хозяйством, проверять, все ли в порядке с налогами, приобретением картин и мебели — он их скупает, не глядя, но потом же их надо оплачивать!
Когда кто-то осмелился сказать ему, что он превратил Дус в бесплатную рабыню, Рудольф не без иронии заметил:
— Раб делает что-то без удовольствия. А здесь взаимный обмен: ты мне — я тебе.
Однажды, измученная его отношением, Дус спросила:
— Почему ты так мил с людьми, которых едва знаешь, а со мной так плохо обращаешься?
Подумав, хитроумный Рудольф ответил:
— Потому что другим достается всего лишь моя копия, а у тебя есть оригинал.
Возразить на это было нечего…
* * *
— Я не могу работать с женщинами, — жаловался он друзьям. — Я ничем не хочу заниматься с женщинами.
Было ли это истинным отношением или просто позой, которую хотели видеть в своем кумире его многочисленные приятели, сказать сложно. На словах Нуреев любил преподносить себя чуть ли не женоненавистником:
— Возможно, я просто шовинист, но я всерьез считаю мужчин существами с более развитым интеллектом, способными лучше защитить себя от природы — их собственной природы. Они лидируют во всех пластических искусствах и в архитектуре. Они могут воевать. Они лучше готовят. Они все делают лучше. Не надо вставать перед женщиной на колени. Ее надо презирать.
«Они могут воевать…» Да кто бы сомневался? Смертоносное оружие действительно выдумывается не женщинами. Если бы еще представители этого «высшего пола» каким-то образом ухитрились вынашивать детей и рожать, подобной спеси не было бы конца.
Но если серьезно, то самыми теплыми дружескими отношениями Нуреев был связан именно с женщинами.
Во время работы в лондонском Королевском балете Рудольф приобрел несколько самых верных друзей. А точнее, подруг, поскольку все они были балеринами и принадлежали к молодому поколению, более близкому ему по возрасту, чем Фонтейн. Одной из них оказалась Линн Сеймур.
Линн впервые встретилась с Рудольфом на репетиции балета «Фестиваль цветов в Дженцано». Нуреев пришел на репетицию, потому что тоже хотел выучить этот балет Августа Бурнонвиля. Молодые люди мгновенно нашли общий язык.
«…потому что он инстинктивно и абсолютно искренне начал всем помогать, — объясняла Линн, — и, я думаю, он почувствовал во мне борца, потому что я была далеко не лучшей в труппе, но была волевой индивидуалисткой, и, думаю, ему это понравилось. Мы сразу почувствовали тепло друг к другу.
Причина, по которой мы так понимали друг друга, в том, что у нас было много общего: мы оба приехали из других стран, очень маленьких городов, затерянных в глубине огромного континента. Я приехала из маленькой деревни на севере Канады… Мы оба провели детство в маленьких провинциальных городах, где учились танцевать в довольно позднем возрасте, в этих городах мы оба нашли наставников, которые направили Рудольфа в Санкт-Петербург, меня — в Лондон, где мы смогли начать настоящее профессиональное обучение, будучи уже достаточно взрослыми. Мне было 15, Рудольфу 17 лет.
Рудольф очень многому меня научил и сам чувствовал, что и я могу его чему-то научить, потому что ему очень нравилась моя работа. Итак, мы были очень счастливы учиться вместе и получали удовольствие друг от друга, имея одну цель. Мы не боялись вместе делать ошибки, он знал, как меня поддержать. У него была невероятная храбрость, которую он передал мне, благодаря чему я смогла превзойти свои возможности.
Я не одна пережила этот опыт, это происходило со всеми его партнершами и, конечно, с Марго Фонтейн. Я думаю, все сказали бы то же самое.
Когда чувствуешь такое взаимопонимание с партнером, когда преодолеваешь свои ограничения, это укрепляет связь друг с другом. Между нами было большое доверие и уважение».
И доверие, и уважение, и огромная симпатия между этими исполнителями хорошо заметны в записи спектакля «Жизель», где Рудольф и Линн Сеймур исполняют главные партии.
Рудольф не раз спасал ее, подчеркивала балерина: в трудные времена, когда не было работы, он искал ее для Линн. Люди любили обсуждать капризы и вспышки ярости Нуреева, но Линн ни разу не видела, чтобы он понапрасну вышел из себя. Для нее Рудольф являлся самым щедрым и добрым другом. «Он верил в меня, несмотря на превратности судьбы, оставаясь другом и в счастье, и в беде», — рассказывала Сеймур.
С годами их дружба становилась только крепче. Линн Сеймур писала в своей автобиографии:
«Мы делились секретами, всю ночь рука об руку гуляя по Барселоне или купаясь в Средиземном море в Тель-Авиве. Гастролируя с Королевским балетом или выступая с другими труппами в «Жизели», «Лебедином озере», «Ромео и Джульетте» и «Спящей красавице», мы всегда умудрялись попасть в гостинице в соседние номера с сообщающимися балконами. Сколько раз за бутылкой шампанского мы наблюдали восход солнца!».
