Такие же теплые воспоминания о дружбе с Нуреевым сохранила и другая танцовщица — Мерл Парк. Он проявлял удивительную чуткость, когда балерина в один из сложных периодов своей жизни разводилась с мужем. «Пойдем, девочка, в класс. Будем работать», — говорил Рудольф.
«Он был для меня почти братом, — признавалась Мерл, — и мне и сейчас трудно о нем говорить. Знал, что жизнь его окажется короткой, и хотел вместить в нее как можно больше. Я говорила ему: «Рудольф, ты убьешь себя, если не остепенишься. Как ты можешь так жить?» Его ответ был прост: «Ну, девочка, умирать — так весело!».
Между тем завоевать дружбу Рудольфа оказывалось непросто. Соня Арова говорила, что он обладал критическим умом и держался с людьми настороже до тех пор, пока не уяснял: идет ли к нему человек с дружбой или хочет что-то получить. Рудольф славился и своей способностью извлекать из всего выгоду: Запад научил его жить по своим законам.
* * *
Отношения танцовщика с поклонниками — отдельная тема, и она довольно любопытна.
Фанатов у Нуреева было очень много. Куда бы он ни приезжал, они обязательно встречали его в аэропорту, заваливали букетами роз, кидали ему на сцену плюшевые игрушки, как кидают их поп-звездам…
Когда Рудольфу исполнился сорок один, он должен был танцевать в нью-йоркском театре. В тот мартовский день 1979 года спектакль начался с большим опозданием: в районе Тайм-сквера машину именинника окружила толпа, в его честь запускались фейерверки. В конце спектакля весь зрительный зал дружно пропел ему «Happy birthday!».
Вокруг танцовщика образовался неизменный круг поклонников, которые постоянно приходили на спектакли с его участием и следовали за ним из города в город, из страны в страну на протяжении долгих тридцати лет. «Это были обычные люди, из среднего класса, не имевшие или почти не имевшие личной жизни; весь свой отпуск они посвящали тому, чтобы сопровождать Рудольфа», — говорил очевидец. Среди этих фанатов были представители разных национальностей: англичане и немцы, итальянцы и французы, американцы и канадцы.
Ариан Дольфюс в своей книге о Нурееве рассказывает о судьбе двух его поклонниц, Линн и Сэнди Перри, сестер из Филадельфии, которые приехали в Нью-Йорк в начале 1960-х. Нуреева они увидели по телевидению, когда им было двадцать пять и двадцать семь лет. Эти сестрички были весьма далеки от мира танца, но обаяние Рудольфа покорило их. «Мы узнали Нуреева раньше, чем увидели его «живьем», — сказала впоследствии одна из них. Впервые на сцене они лицезрели своего кумира в «Баядерке» во время гастролей Королевского балета в Нью-Йорке в 1965 году. До самого ухода Рудольфа из жизни эти поклонницы приезжали на его спектакли в Лондон, Париж, Сидней, Милан или Афины, не говоря уже об американских городах…
«Сэнди, более фанатичная и мобильная поклонница (она работала в туристическом агентстве и пользовалась привилегией покупать недорогие авиабилеты), со временем стала предводительницей нью-йоркских фанов и, в частности, занималась сбором подписей под петицией, в которой Рудольф обращался к советским властям с просьбой выпустить из СССР его мать Фариду, — повествует Ариан Дольфюс. — В Сиднее Сэнди передала танцовщику списки с именами тысяч людей, поддержавших его просьбу. Именно ей Рудольф предложил пожить несколько дней на его американском ранчо, чтобы последить за домом и вовремя заплатить арендную плату. Иногда ей приходилось подвозить ему забытый костюм, например плащ для «Жизели», и, разумеется, она очень гордилась таким доверием»
[49]
.
Ранчо было приобретено Нуреевым в штате Вирджиния и составляло особую гордость Рудольфа. Старинный дом с тринадцатью комнатами, построенный в XVIII веке, окружал огромный парк с речкой и мельницей. В 1986 году, когда Нуреев привез в США балет Парижской оперы, он с удовольствием пригласил сюда всю труппу. А однажды его гостьей на ранчо стала Жаклин Кеннеди. В тот период бывшая первая леди США писала книгу о Пушкине. Знакомая Рудольфа, американка Наташа Харли, которую он попросил помочь с приемом Жаклин, явилась свидетельницей того, как танцовщик в течение всего вечера наизусть читал своей гостье «Евгения Онегина», тут же переводя его на английский. Жаклин внимала ему, затаив дыхание.
Надо признать, Рудольф не церемонился с поклонниками из знаменитостей, если ему казалось, что они ведут себя неподобающе или бестактно. Как-то в конце 1970-х в Нью-Йорке ему довелось ужинать с Арнольдом Шварценеггером.
— Вы часто ездите в Россию? — спросил наивный актер.
— Каждый день езжу, — сухо ответил Рудольф и повернулся спиной к собеседнику.
Экстравагантная Барбара Стрейзанд явилась в его гримерку после спектакля в Лос-Анджелесе в абсолютной уверенности, что для Рудольфа будет лестным ее появление здесь.
— Вы знаете, я приехала издалека, чтобы посмотреть на вас, — изрекла американская звезда.
— Но я никогда и не просил вас приезжать, — тут же нашелся остроумный Нуреев.
Но вернемся к обычным фанатам.
«Начиная с 1973 года, — рассказывала Сэнди, — в Метрополитен-опера установился своеобразный ритуал. Нам, фанаткам, было разрешено в последнюю очередь бросать ему букеты цветов. Мы составляли их сами, с утра, подбирая цветы к его костюму… Мы приносили в театр около пятидесяти букетов и распределяли их среди фанов, участвовавших в складчине. Во время последнего выхода на поклоны большой занавес открывался, и Рудольф появлялся один, он медленно подходил к авансцене, и это был для нас сигнал бросать наши букеты. Рудольф собирал их один за другим, иногда даже ловил на лету… а мы, счастливые, визжали от восторга… Это было потрясающе. И это продолжалось, продолжалось… Ни для какого другого танцовщика, даже для Барышникова, так не делалось…»
В гримерку к Нурееву обычно приходили многие друзья, и, как правило, он высвобождался от приема лишь через час, чтобы покинуть театр. Но фанаты терпеливо ожидали его, несмотря на дурную погоду, дождь, снег или ветер. По словам Линн, «Рудольф никогда не избегал общения со своими фанами. Он прекрасно знал, чего от него ждала его публика. Он терпеливо раздавал автографы, глядя в лицо каждому».
Правда, известно, что если Нуреев пребывал в дурном настроении или торопился на важный ужин, то мог пройти мимо ожидающей его толпы быстрым шагом…
Но бывали случаи, выказывающие его доброту и расположение к тем, кто поддерживал его многие годы. Один из них особенно показателен. Как-то группа американских фанатов приехала в Париж на его выступление именно 17 марта, в день рождения танцовщика. «Я позвонила ему по телефону, чтобы поздравить, — рассказывала Сэнди, — и он сказал: «Приходите ко мне после спектакля!». — «Но нас 80 человек!» — ответила я ему. «Ничего страшного. Приходите все!». И мы все, совершенно смущенные, отправились к нему на набережную Вольтера, в эту потрясающую квартиру».
Известно, что Рудольф был очень радушным и гостеприимным хозяином. Он только предупреждал своих многочисленных гостей: «Делайте что хотите, но никаких наркотиков в моем доме!». Сам он никогда не пробовал наркотики и не советовал делать это другим. Существует, правда, противоположное высказывание об этом его приятеля Ролана Пети, но к нему мы вернемся в конце книги.
