— Детеныш. Как он здесь оказался?
Старый Гр’Карр потеребил шерсть бантенка:
— Его следует отдать твоему сыну, о вождь. А’Дин теперь тускен.
— Нет. Только не эту банту.
С детенышем, очевидно, было что-то не так. Некоторые верили, что тускен един со своей бантой, но только не А’Ярк. Однако воин, который не понимает своего зверя, долго не протянет.
Детеныш занервничал и попятился, почувствовав приближение предводителя тускенов. Было в нем что-то знакомое. «Нет, вовсе не в нем», — тут же пришло на ум, стоило прикоснуться к банте и сжать в ладони ее шерсть. Зверь заскулил, но не сдвинулся с места.
— Его касалась Колдунья, — запах женщины ощущался столь же явно, как и в тот день на изрытой земле.
По толпе прокатился ропот.
— Тогда он должен умереть, — взревел Х’Раак, занося гадерффай.
— Нет! — Пришлось даже заслонить детеныша от воинов. — Колдунья прикоснулась к банте сегодня. Возможно, теперь между ними связь.
От этих слов соплеменники потеряли спокойствие.
— Тускенская связь? — сбивчиво вопросил Гр’Карр.
— Колдунья ездила на рососпиннике. Теперь он мертв. Возможно, она пришла сюда в поисках нового зверя. Возможно, Колдунья мыслит как мы.
— Хватит! — воскликнул Х’Раак, гневно потрясая оружием. — Довольно этих глупостей. Мы должны ехать. А’Ярк говорит, что на нас напали обитатели этого поселения! Их дома нужно разрушить, а Колдунью — убить!
— Нет. — (Детеныш ощутил, как А’Ярк тихонько толкает его в спину, и покинул круг.) — Мы должны убить Улыбчивого, того, кто возглавляет ополченцев. Мохнолицего, если он появится. Но если Колдунья уважает бант, возможно, она не поселенец. Возможно, она станет нашей.
Собравшиеся зашумели пуще прежнего.
— Станет нашей? — засмеялся Х’Раак.
— Колдунья обладает большой силой. Быть может, у нее сердце тускена. Многие ли поселенцы постигли путь банты? — Взгляд вождя был устремлен на север сквозь каменные столбы. — Если больше никто в поселении не обладает подобным могуществом, мы захватим ее в плен. Если она познает наши обычаи, она будет жить. Если нет, мы узнаем ее секреты… так или иначе. А потом она умрет.
— Ты ошибаешься! — Голос могучего Х’Раака был подобен раскату грома. — Ты думаешь об иноземце, что когда-то присоединился к твоему клану. Это было давно. Иноземец мертв. Чужие боги его не спасли.
— Все боги небезгрешны, — был ему ответ. — Тень неудачи преследует каждое живое существо. Боги ничем не отличаются от нас.
— Ты нам не вождь! — сочась презрением, заявил Х’Раак. Его руки обхватили оружие, и он навис, как утес.
«Довольно». Прохладный презрительный взгляд — вот и все, что заслуживал соперник.
— А’Дин!
Отпрыск появился из пещер, где дети разделывали тушу на обед:
— Да, почтенный предок?
— Ты прошел испытание, сын?
— Я теперь тускен! — Юнец вознес над головой руки в обмотках и гордо потряс гадерффаем.
— Хорошо. — Резкий тычок в горло — и миг спустя из глотки Х’Раака уже торчит рукоять ножа.
Огромный тускен уронил свой гадерффай и, хрипя, попятился от вождя, нанесшего удар. Но получил еще один — ногой в пах — и повалился с ног. Еще мгновение — и все собравшиеся увидели, как А’Ярк возвышается над трупом, сжимая в руке почерневший клинок.
Бросив взгляд на тело, Гр’Карр озабоченно произнес:
— Мы не можем жертвовать воинами, А’Ярк.
— Один воин умер, другой родился. Равновесие соблюдено. А’Дин, тебе понадобится банта. Забери зверя Х’Раака.
Старый тускен попытался возразить:
— Но банта должна умереть вместе с наездником. Такова традиция…
— Многие традиции умирают, — был ему ответ, и окутавшая Столпы темнота скрыла вождя племени.
Спускалась ночь. Нужно было многое обдумать.
МЕДИТАЦИЯ
Доброе утро, Квай-Гон.
Здесь стоит такая тишина. В любое время суток. Я знаю, что на этой планете меняются времена года, но до сих пор не пойму, какое сейчас на дворе. И такой покой вокруг.
Знаете, нас учили находить покой даже в самых шумных местах. Корусант бурлил жизнью, но даже там мы медитировали без каких-либо затруднений. По сравнению с ним Татуин должен быть просто идеален для медитаций.
Не могу объяснить, почему это не так.
Вы бы сказали, что проблема кроется не в месте, а в человеке. Не знаю, смогу ли я что-нибудь с этим поделать. Вряд ли через полгода я стану беспокоиться меньше. Или даже через шесть лет — или сколько пройдет, прежде чем в Галактику вернется надежда. Вряд ли мои друзья чудесным образом восстанут из могилы. И сомневаюсь, что когда-нибудь буду спокойно вспоминать то, что сделал с бедным Энакином. Сомневаюсь, что…
Нет.
Нет, нет. Простите. Не хочу сейчас говорить об этом.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Республика простояла тысячу поколений. Она была ярчайшим центром Вселенной и несла свет в души всех, кто жил на окраинах. Республика переживала взлеты и падения, справлялась с захватчиками и угнетателями. Отражала атаки кочевников в доспехах и сумасшедших культистов. Случалось, она даже поворачивалась спиной к остальной Галактике, переживая темные века страха и свирепого мора. Но свет всегда возвращался.
Несколько недель назад кто-то из покупателей поведал Эннилин, что в Республику вновь пришли перемены. Новость не потрясла Эннилин. Для нее центром Вселенной был Мос-Айсли, крупный космопорт далеко на востоке. По сравнению с этим шумным мегаполисом столица планеты, Бестин, была просто деревней. Эннилин нравилось бывать в Мос-Айсли, несмотря на его заслуженную репутацию прибежища порока. И в тихие деньки, подобные этому, она находила какой-нибудь предлог, чтобы сорваться туда.
Но сегодня и Джейб, и Келли умотали в Мос-Эспа. Как и практически все остальные. Гонкам «Бег кометы», конечно, далеко было до «Бунта Ив Классик», но опустошили они Пикковый оазис не хуже мора. Глоумер закрыл гаражи и уехал вместе со своими работягами. Независимые механики, которые в иной раз не преминули бы нажиться на отсутствии конкурента, рванули вместе с ним. Келли отдала напрокат половину своей живности тем, кто собрался поглазеть на гонки. И само собой, Оррин дал своим работникам выходной, хотя те и без того проводили в Наделе столько времени, что вряд ли чувствовали разницу между будним днем и выходным. Даннар всегда порицал эту черту своего лучшего друга, — по его словам, Оррин вечно путал популярность с выгодой. Да, он много зарабатывал, но и тратил немало на то, чтобы казаться значимой личностью.
